Как сладко говорил этот человек! Маккавей слушал, и глаза у него полнились светом.
— Я собираюсь съездить в тот город, где живет этот мастер, погостить у него. Могу, если хочешь, захватить и тебя, посидим у него в мастерской, посмотрим, как он мастерит свои лодки, погуляем по берегу моря. А может быть, поплаваем на самой лучшей лодке старика — благодаря парусам она проносится над волнами, как молния.
«Конечно, хочу!» — порывался крикнуть Маккавей, но сперва решил спросить у отца.
Он обогнул лодку, вышел на поляну и увидел, что отец стоит под стрехой белый как полотно, а высокий человек в очках, поблескивающих на ярком солнце, поддерживает его под руку.
— Тебе плохо? — бросился к нему Маккавей.
— Пустяки. Это от жары. Сейчас пройдет… — шевельнул тот губами и опустился на табуретку у стены.
Маккавей принес ему воды. Старик отпил глоток, смочил лоб. Над ивами с криком взметнулись птицы — что-то вспугнуло их.
— Я видел недостроенную лодку, — сказал человек с черным вихром и расстегнул рубаху; шея у него взмокла от пота и блестела. — Поговорил с вашим сыном, предложил ему поехать с нами к одному знаменитому мастеру. Тот научит его кое-каким тонкостям ремесла. Мало ведь просто сколотить доски. Надо проникнуть в душу дерева…
— Я знаю этого мастера. Попасть к нему легко, труден обратный путь… — глухо произнес учитель, продолжая смотреть в пустое небо, куда умчались птицы. — Поезжай, мой мальчик. А я буду ждать, когда ты вернешься и обо всем мне расскажешь… Ждать и стеречь твою лодку…
Он увидел, что глаза сына улыбаются — так, как улыбались лишь в самые счастливые минуты.
— Мы на машине, — сказал черноволосый. — Захвати с собой что-нибудь теплое.
— Зачем? В такую жару даже рубаха мешает…
— Там, где живет мастер, может быть холодно… — Отец повернулся к нему. В глазах старика стояла пепельная серость раскаленного неба.
Маккавей поцеловал худую щеку отца и пошел в сандалиях на босу ногу, захватив с собой только свитер. Люди в серых костюмах шли следом за ним, а он готов был от нетерпения пуститься бегом, в голове уже крепко засела мысль о лодочном мастере, который посвятит его в тайны своего ремесла.
Он шел, не догадываясь, куда его повезут, не оборачиваясь, не видя, что отец плачет, прижавшись лицом к стене, и внезапно опустевший дом скрипит от рыданий старика, как будто все балки и стропила охвачены древоточцами.
Лодка незнакомого мастера, узкая и легкая, как перо морской чайки, плыла перед глазами Маккавея, с губ не сходила улыбка, а душа не ощущала ничего, кроме далекого, горьковатого дуновения моря.
