Только на вопрос жизни и смерти, но никаких где, как и, тем более, почему. Мои серферы обычно делятся только радостью. Их радость — это чья-то боль и моё безразличие.
Но вдруг — легкое шевеление вне границ её телефонных страданий. Серферы покачиваются на волнах боли. Что-то здесь есть, в её словах, в её беде, да — собеседнице может быть полезна встреча со мной. Или да, или нет.
— Д-до встречи.
— Олег, я очень надеюсь…
Надежда — соломинка. Отключаю телефон и возвращаюсь к остывшей лепешке-яичнице. Нет, мне не безразлично, неправда. Может быть, такие консультации — сжатое поле моей безнадежной соломенной жизни. Мы встретимся — после обеда.
Серферы расслабленно покачиваются, щупальца сонно колышутся на поверхности. Едва уловимое, довольное подрагивание — единственное, что связывает их с переживаниями моей собеседницы.
Закончить с завтраком я опять не успел — в дверь позвонили. Гости? В такое время? Ко мне? Утро своей насыщенностью попыталось нарушить монотонное однообразие жизни. Э, нет, кофе — последний элемент ритуала, после которого я считаю себя готовым попытаться дотянуть до вечера. Его я все-таки допил и потащился открывать. Не спеша, пытаясь сдерживать ход событий в привычном русле. Не повезло один раз — не ошиблись телефонным номером, может быть, повезет теперь — ошибутся адресом?
Я открыл, не утруждаясь вопросами «кто там?» и изучением лестничной клетки в прицел дверного глазка. Чего мне бояться — воров? На пороге оказался наш участковый и какой-то тип в гражданском прикиде — судя по взгляду, тоже из органов.
— Здравствуйте, Олег Анатольевич. Мы войдем?
Наш участковый — вполне нормальный паренек. Черт, все время забываю его имя-отчество, хотя встречались мы с ним неоднократно, и относится он ко мне двояко. Или даже трояко — в общем, неоднозначно. С одной стороны — он меня уважает. Наверное, ему кажется, что я герой. С другой стороны — жалеет. Жалость — противное чувство. Он считает, что мне тяжело со всем этим жить. Нет, не с героизмом — с блеклой сединой не по возрасту, дрожащими руками, прерывистой речью и затравленным взглядом. Еще я для него — несомненный головняк. Из-за соседей — постукивают, приходится носиться и списывать материалы, хотя в его понимании я просто тихий псих.
Склонный, впрочем, к пророчествам — в этом мой старлей однажды убедился, исполняя запрос областной прокуратуры. Тогда, помнится, они очень долго думали: в каком статусе привлечь меня к процессу — подозреваемого, свидетеля или специалиста-консультанта.
