— Теперь мы — как кольцо и палец. Не нужны друг другу, но и врозь не живем.
Она и не думает спорить с судьбой. Стыд — единственный трофей тех бесславных битв. В остальном Мундинья разделяет судьбу всех женщин поселка: ей совестно, что родилась, она боится жить и жалеет, что до сих пор не умерла.
— А можно спросить, почему вы стали спать врозь?
— Жизнь — река, доктор. Течение то прибьет одного к другому, то отгонит.
— Вы счастливы, дона Мунда?
— Я не несчастна. Но и не счастлива.
Она объясняет: жить без счастья и горя — больнее, чем страдать. Настоящее наказание — не прожорливое адское пламя. Настоящая казнь — вечное чистилище.
— Жизнь научила меня: горя бояться — счастья не видать.
И улыбается, ощутив, как ее нежно щекочет бог весть какое воспоминание. Потом встряхивает головой, опирается рукой о колено, чтобы встать. И оказывается с врачом лицом к лицу.
— Разговоры разговорами, доктор, но давайте к делу.
— К какому делу?
— Вы лекарство принесли?
— Какое лекарство? Вашему мужу больше ничего не нужно.
— Доктор, вы забыли? Я просила такое лекарство, от которого ему стало бы хуже, от которого ему стало бы совсем плохо… чтобы он… ну я уже говорила…
Врач-португалец срывается с места и начинает ходить из угла в угол. Разговор внезапно становится невыносимо тяжелым.
— И не думайте об этом. Не рассчитывайте на меня. Я врач, я лечу людей…
— Так вылечите меня. Бартоломеу так болен, что он уже сам не человек, а болезнь.
— Я врач…
— Болен он, а больно мне. И так всегда. Но с меня хватит.
Мунда ставит сито на пол и хватает врача за руки. Только недавно Бартоломеу Одиноку сжимал ему пальцы, как будто хотел удержать его душу. Теперь жена Бартоломеу умоляет врача подарить мужу смерть, такую безболезненную и чистую, чтобы ни царапины от нее в памяти не осталось. Чтобы и речи не было ни о каком бессмертии. Ведь на самом деле Бартоломеу давно уже умер, а лекарство нужно только для того, чтобы он наконец вспомнил, что мертв.
Сидониу вырывается из ее рук и, отскочив, задевает сито. Рис рассыпается по земле. Врач бормочет извинения и чуть ли не выбегает на улицу.
Калитка все хлопает и хлопает ему вслед, будто вторит настойчивым просьбам Мунды:
— Не забудьте, доктор Сидоню. Не забудьте о лекарстве.
Глава пятая
От доны Мунды веет нетерпением. Соломенный веер трепещет у ее лица. Но не потому, что ей жарко. Она отгоняет заразный дух медпункта, зловонный аромат болезни. С опаской идет она между больными, обходя тех, кто валяется на полу, кто стоит и сидит, подпирая стены. Никогда на ее памяти не бывало в медпункте такой толпы народу.
