И мордашка - ярче солнца в вешний день. Замужняя дама, медиум? Полноте! Гимназистка на выпуске. А то и младше. Когда Аню одолевал охотничий азарт, она вновь становилась ребёнком. Очаровательным ребёнком, в которого он влюбился, едва увидев это неуёмное, сияющее, пушистое чудо.
Вот за какие грехи ему это всё?
Штольман почувствовал, что непослушные губы предательски дрогнули, готовые расплыться в улыбке.
- Ну, да. Затонский цирк на гастролях. В программе – вызов духов, метание ножей, хождение на голове. И эскапизм - выпутывание из немыслимых ситуаций, в которые мы сами попадём по собственной глупости. Анна Викторовна, я ничего не забыл?
И лично он, Штольман, в этом цирке – импресарио. И в придачу – главный клоун!
Кажется, он перегнул палку – Анна снова надулась. Не настолько, чтобы рассердиться на него уж совсем всерьёз, но где-то близко к этому.
- Ну, мы же не можем всё это оставить так? Эти т’аги людей убивают, камень надо найти и в храм доставить, чтобы больше никто не погиб. Вы же сами уже приняли решение, только упрямитесь почему-то!
Кажется, Анна Викторовна очень неплохо изучила его. И спорить дальше бесполезно, потому что она сказала истинную правду.
- Аня, даже если я согласился, это не значит, что мы прямо сейчас помчимся куда-то – искать и расследовать. Тебе с утра нездоровилось.
Анна нетерпеливо тряхнула головой. Причёска растрепалась, пушистые локоны манили заправить их за ушко.
- Да всё уже прошло давно!
- Слава богу!
Она снова просияла улыбкой:
- Так мы берёмся?
- С одним условием.
Рядом с её брызжущей энтузиазмом юностью Штольман сам себе иногда казался столетним скрипучим дубом. Тем самым, из Толстого – отрицавшим и жизнь, и весну, и любовь. Хотя в иных обстоятельствах и рядом с иными людьми выглядел вполне себе жизнелюбом и даже повесою. Но до Анны Викторовны ему было во всех отношениях далеко.
- Аня, моё условие: отныне ты вызываешь своих духов только в моём присутствии.
- Ну, Я-аков Платонович!
Почему-то она не любила это делать, когда он был рядом.
- Только не говорите мне, что рядом со мной они к вам не приходят. Я был свидетелем ваших подвигов много раз. И князь с Магистром меня не больно-то смущались.
Зато вдруг засмущалась сама Анна Викторовна. Зарделась, как маков цвет, и даже прикоснулась к щеке тыльной стороной ладони. Как у неё всё это выходило непосредственно и мило – совершенно невинное кокетство, о котором сама она и не догадывалась, похоже.
Пётр Иванович решил напомнить о своём присутствии и вмешаться в спор:
