Мужчина тяжело вздохнул и медленно повернулся: жена в ужасе смотрела на него расширенными от страха глазами. Так и не заметив, что выронила пузатый горшок, который как раз несла к столу, и того, что теперь у нее под ногами безобразной лужей растекалась горячая каша.
Малуша... красивая она. До сих пор еще очень красивая - златогривая, синеглазая, румяная, в поясе почти так же стройна, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Руки мягкие, теплые, вкусно пахнут хлебом... и дочка бы выросла такой же красавицей. Если бы, конечно, была жива.
- Да, - хрипло сказал кузнец, опустив взгляд при виде посеревшего лица супруги. - Как раз семь лет прошло. На моей памяти это уже третий раз.
Она судорожно смяла белый передник.
- Всевышний, за что?! Сперва отец, потом дочь... кто теперь? Вэйр?!
- Мама? - беспокойно отозвался из сеней звонкий молодой голос, и мужчина с болью перевел взгляд на единственного сына: высокий, статный, бревно в полтора обхвата за десяток ударов перерубит. В отца силой пошел, это ясно, а вот красотой - в мать, бесспорно. Сам светлый, открытый, чистый... в прошлый раз его только чудом миновала страшная беда. На жалкий волосок разминулась Незваная Гостья, совсем чуть-чуть не дошла. Пощадила. Лишь оставила на память грубую метку - жутковатый шрам, который Вэйр ни тогда - семь лет назад - ни, тем более, сейчас не боялся рассматривать в зеркале. - Отец, что случилось?!
- Ты должен уехать, - тяжело уронил хозяин дома. - Сегодня. Сейчас, пока не стало поздно.
Юноша отшатнулся.
- Что?!
- Да. Туман приближается.
- Мама! - Вэйр растерянно обернулся к матери, но та только заплакала и тоже кивнула.
- Уходи, сынок. С нами уже ничего не случится: дважды эта беда нас не трогала. А ты... боюсь, нового рассвета ты уже не увидишь.
- Я не стану сбегать отсюда, как последний трус! - гневно вскинулся юноша. - Никогда я не отступал перед медведем или вепрем! Ни один зверь не заставил меня показать спину! Никто не может сказать, что победил меня в кулачном бою или что я когда-либо просил пощады! Отец! За что же ты теперь меня позоришь?!
- Уезжай, Вэйр, - поджал губы мужчина, а потом быстро оглянулся и помрачнел еще больше. - Так надо, поверь.
- Но...
- Не спорь. Это приказ!
Юноша побелел, как полотно, потому что никогда прежде не чувствовал себя таким униженным, но слово отца непререкаемо - когда он говорит, остальные должны лишь молча подчиняться. Особенно, сын, хотя душа и сердце всеми силами восставали против этого.
