Они в знак согласия так трясли мою руку, что чуть её не оторвали. Но я просил их держать всё это в тайне и молить Бога, чтобы пекарня опять начала приносить хороший доход. После этого наше предприятие заработало очень хорошо, и зарплата начала выплачиваться исправно.
Но в апреле 1918 г. ситуация стала безнадежной. Все банки и предприятия были захвачены, многие из них не работали, нередко оборудование разворовывалось. В такой ситуации городской совет по экономике, который возглавлял Куйбышев, обратился к Обществу инженеров за помощью в восстановлении производства. Инженеров заставляли делать это, взывая к их патриотическому долгу. Мы обсудили эту проблему в нашей Ассоциации заводопромышленников. После нескольких собраний мы решили предложить наши управленческие возможности для восстановления промышленности. Меня опять выбрали для переговоров с советом по экономике.
Когда я поговорил с Куйбышевым, он предложил мне подать в совет наше предложение. На заседании совета присутствовали двадцать рабочих.
Я выступил с такой речью: “ Шесть месяцев назад каждый из вас полагал, что частный собственник - главный враг, поэтому экспроприация собственности решит все проблемы. Это было сделано, но производство остановилось, оборудование или разрушено, или разворовано. Сейчас вы понимаете, что нуждаетесь в помощи технических специалистов. Я предполагаю, что позднее вы поймёте, что управленческие и административные способности тоже нужны для производства. Мы предлагаем вам помощь безо всяких условий”.
Когда я это говорил, то заметил, что отношение к нам меняется от ненависти к интересу, а затем слушатели уже старались вникнуть в каждое слово. Когда я закончил, то думал, что получу поддержку от совета и ожидал, что Куйбышев поставит вопрос на голосование. Я был таким наивным! После моего выступления Куйбышев отрубил: “Не может быть никаких соглашений с буржуазией!” - и закрыл заседание.
В конце марта группа солдат явилась на квартиру моего брата Владимира и представила мандат на заселение. Владимир был инвалидом войны, он обратился в ассоциацию ветеранов за помощью, но всё, чего он добился, была отсрочка выселения на три дня. Становилось очевидным, что скоро очередь дойдет и до моей квартиры, которая располагалась недалеко от дома Владимира. Мы всё обсудили и решили, что у нас нет шансов избежать выселения. Я решил упаковать вещи заранее, мои родственники помогали нам.
Однажды вечером мы сидели у Владимира за чаем. Раздался звонок, на пороге появился парень, по одежде похожий на моряка. Он хотел знать, освобождается ли квартира? Я спросил его, в чём же дело? Ответ его был удивительным. Он заявил, что представляет организацию, которая спасает ценные вещи от немцев на территории, которая может быть ими оккупирована. А также эта организация борется с контрреволюционерами. И добавил, что, к несчастью, пока не нашёл никаких контрреволюционеров в Самаре. Так как он был вежлив, мы пригласили его к столу. Он удивился, что мы веселимся даже в такой ситуации, под угрозой выселения. Потом спросил, не возражаем ли мы, если его команда проведёт одну ночь в квартире, при этом займёт только одну комнату. Он обещал, что его “ребята” будут вести себя тихо. Мой брат согласился, предупредив, что латышские стрелки скоро займут весь дом.
