— Мне этого можно не объяснять. Во мне самой восемь футов два дюйма, и о переломах и трещинах я знаю все. Ну, позволить вам переломаться мы, конечно, не можем! Ведь вы, космовики, слишком драгоценны, а потому… — Она вздохнула. — …мне придется терпеть холод. — И она откинулась на мою руку прежде, чем я успел бы ее отдернуть, будь у меня такое намерение.
Рейчел повернула ко мне лицо — под облаком серебристых волос ее глаза были как два темных озера изумления, таящие мерцание звезд.
— Чего не сделаешь ради Техаса! Это шутка, — добавила она.
— Продолжайте, капитан Череп.
— Но есть столько всего, что вы могли бы рассказать мне! Столько всего, что я хотел бы узнать о вас, — возразил я, словно машинально опустив свободную руку так, что мои пальцы как бы нечаянно коснулись ее колена. Она не отодвинула ноги, и я продолжал: — Я знаю, вы пишете стихи. Быть может, вы сочиняете и пьесы?
— Да, в потайном ящике моего бельевого комода лежит парочка давних рукописей, — небрежно призналась она. — Только ни в коем случае не проговоритесь про них папочке. Одна называется "Хьюстон в огне", а другая — "Буря над Эль Пасо".
— Еще я догадываюсь, что вас назвали в честь поэта, — добавил я. — В честь Вейчела Линдсея.
— Как вы образованны и догадливы, капитан Череп! Вот уж не думала, что хоть кто-нибудь на земле — не говоря уж о небе — еще помнит "Китайского соловья" или "Капитана Бута".
— Рейчел-Вейчел, — сказал я, наклоняясь над ней, — первым большим поэтическим произведением, которое меня научил декламировать отец, было "Конго". То есть после "Лепанто" Честертона.
— Продекламируйте "Лепанто"! — приказала принцесса, но не успел я произнести "Каскады пенные…", как она меня остановила.
— Нет, не надо. Папочка и его команда сейчас явятся, а это стихотворение слишком длинно, как оно меня ни восхищает. Дайте подумать…
— Рейчел-Вейчел, — сказал я, а мои свободные пальцы легко пробежались по серебристому шелку, облегавшему ее бедро, — одна особенность этого пейзажа ставит меня в тупик — все эти конические башни.
— А! — нетерпеливо отмахнулась она. — Бывшие нефтяные вышки. Дед по сентиментальности пожелал сохранить их, но бабушка сочла вышки неэстетичными и потребовала, чтобы он накрыл их этими пеньюарными маячками — название придумала я. Пеньюары, вы, наверное, знаете, набрасывали, чтобы предохранить платье от пудры во время причесывания. Я бы предпочла ничем не прикрытую вышку — все-таки честнее.
— А эти две — побольше и поновее? — продолжал я. По-моему, придвигаясь к женщине, тактичнее говорить на посторонние темы. К тому же любопытство у меня действует на всех уровнях од- повременно, так что с пробуждением сексуального срабатывают и все остальные. — Две нефтяные вышки посолиднее?
