— Спокойной ночи, девочка!..
И поцеловав Вику, он тихо пошел к себе.
3
Завтра утром он поедет на пляж вместе с ней. Он будет с ней каждое утро. И каждый вечер.
Она должна скучать по нем, когда уедет из Таллина.
Еще бы! А кто же его заменит? Кто ее будет баловать, как он? Кто в силах дать ей так много, как он — отец?..
— Я на пляж, папа, — сказала она, встав в восемь часов. — А ты? На завод?
— Нет. Я нынче свободен.
— Как жалко, что я не знала. Условилась, дуреха такая.
— А я думал нынче в петровский домик, — улыбнувшись, сказал Петр Ильич.
— Так жалко, папа. Но как-то неловко подводить… Правда?
Ушла.
Вернулась вечером. В девять часов.
Поджидая ее, Петр Ильич не находил себе места, томился.
Он объяснял себе: «Молодость. С ними ей веселей».
Она ушла на следующее утро. И на другое утро…
Он не знал, как быть. Он не желал бы себя навязывать. Не хотел бы, чтоб она жертвовала ему своими простыми радостями. Напротив. Он сам готов был ей жертвовать всем.
А она уходила утром и возвращалась все поздней и поздней.
Неопытный воспитатель, он не знал, как к ней подступиться.
«Была на пляже… Играла в волейбол… Плавала».
И все.
Тень легла ему на сердце. Тень отцовской ревности к той молодости, которая была ей дороже его привязанности, его готовности так многое ей отдать.
«…Неужели ей ничего не нужно? Ни этих переулков?.. Ни этих соборов? Ни этих новых окраин?»
Повеселела, распрямились дуги бровей, светлее стали казаться глаза на загорелом лице.
Она возвращалась, правда, не позже одиннадцати. Говорила с порога:
— Папа, ты тут?
И выглядела такой счастливой, здоровой, уравновешенной, что он не решался ее огорчить. Не решался пенять, что она оставляет его одного.
Как-то раз, уже сидя разувшись у письменного стола, она сказала по-детски, напевно:
— Все вы ста-арые, старые, папа.
— Кто именно, Вика? — спросил Петр Ильич.
— А все! Вирлас, ты…
— А кто же молод, по-твоему? — спросил Петр Ильич.
— Ну этот… Лихтэн-Соколя.
— Кто-о?! Вика, ты от усталости заговариваешься. Ты бы все-таки отдыхала днем. Право… У тебя каникулы. А кстати, я хотел тебя спросить… Прости, я не вмешиваюсь, но ты сказала: «Лихтэн-Соколя». Что это такое?
— Не что, а кто! — ответила она. — Сам познакомил и вдруг забыл. Ну Мишель, Мишель из ресторанного джаза… Помнишь?
— Из ресторанного джаза?.. Да еще Жоржик?
— Не Жорж, а Мишель… Обыкновенное имя… Его бабка была француженкой…
— Да, да… Весьма красивое французское имя, — вздохнув, сказал Петр Ильич. — Мне отчего-то припомнилась старая вывеска в Ялте: «Мэфодий-моникюр». «Мефодий-миникюр». Вика, что ты делаешь завтра вечером? Может быть, побродили бы вместе, а? За город бы поехали? Ты у меня большая. Глядишь, скоро выскочишь замуж. Может, нам никогда уже вдвоем и не побыть?
