Петр Ильич отогнал от себя самую память о поразившем его выражении глаз дочери, запретил себе думать и приказал себе: забыть.
Когда машина затормозила у двери гостиницы, Вика и не глянула в сторону Райка. Не сказала ему: «до свиданья», так и оставила с открытым от удивления ртом.
«Твердый, однако, орешек», — подумал Петр Ильич, проходя вслед за дочерью в вестибюль гостиницы.
И вдруг, невесть почему, ему вспомнился его странный сон на скамье в автобусе; вспомнилось горячее и вместе поэтическое чувство, которое он испытал тогда.
Тяжело ступая и опустив голову, она шла на второй этаж.
…«Нет! Не могла она так смотреть!.. Она — ребенок. Это мне померещилось».
1
…Ничего! Ничего! Вероятно, надо попробовать самому разобраться несколько в технологии производства. И они обойдутся без Гроттэ. Гроттит не очень-то поддается дальним транспорта — ровкам, так что придется, при любых обстоятельствах, строить завод армированного гроттита (если будет существовать армированный гроттит!) в одном из городов Севера — поближе к тундре.
И Петр Ильич зачастил на Таллинский завод.
Получив пропуск, он не поднимался наверх, не просил, чтоб ему дали сопровождающего, а долго, молча бродил по цехам.
Один. Без Вирлас.
…Рабочие в светлых комбинезонах. Их волосы прикрыты самодельными шапками, напоминавшими Петру Ильичу шапки каменщиков-голландцев. На ногах у них деревянные туфли — сабо. Только то и слышно в цехах, что стук сабо о каменные плиты да глубокое, ровное дыхание машин.
Бегущие ремни, пульсация могучих артерий, безостановочное движение белой крови, стук гигантского белого сердца…
Все вокруг — бело: лица людей, их одежда, обувь. Воздух словно пропитан известью. Тяжелый, колеблющийся туман известковой пыли.
…Она не была ни очень сложной, ни очень большой, главная заводская машина, — подобие беличьей клетки с вращающимися колесами. Стальные пальцы этих колес наносили песчинкам знаменитый «молниеносный удар».
В безостановочном вихре к песчинкам накрепко припаивались частицы извести. Множество сверхмикроскопических корешков кварца как бы простреливало ее. Из головокружительной карусели каждая песчинка выходила одетой в плотную белую шубу.
2
Петр Ильич возвращался в гостиницу весь обсыпанный белой пылью.
— Папа! Ты был опять на заводе? Ну так что же это за отпуск, на самом-то деле? Знаешь что? Давай-ка поедем кутить!.. Вдвоем. Хоть немножко побудем вдвоем!
Он был счастлив, польщен, обласкан и так благодарен ей.
