— Да, да… Вот в том-то и дело, — вмешалась Зина. — Ваш папа выбрал Таллин для отпуска из-за гроттита… А сам — до того утомлен, до того утомлен…
И вдруг, взглянув на Петра Ильича, она осеклась… Вспомнила, что он убеждал и убедил дочь приехать в Таллин, чтобы провести с ней отпуск именно здесь, в одном из красивейших городов мира. Убеждал и убедил ее, пловчиху, спортсменку, что Балтийское море у берегов Таллина нисколько не хуже, чем Черное или, скажем, Азовское… Не для себя, а для нее он выбрал Таллин. Ради тех радостей, которые может доставить ей.
И вдруг она, Зина, проговорилась, что в Таллине есть какой-то гроттит… Значит, выходит, он совместил гроттит и Вику?! Не нашел двух месяцев за два года, чтоб полностью отдать их дочери?
Зина не смела поднять от скатерти глаз, чтоб не встретиться взглядом с сердитыми глазами Петра Ильича.
— Зинаида Викторовна, а что это такое — гроттит?
— Видите ли… Наша мастерская приступает к проектам городов Заполярья… Городов с искусственным климатом… — принялась, заикаясь, объяснять Зина. — И вот Петр Ильич надеется, что гроттит… А изобретатель гроттита — инженер Гроттэ… Одним словом, этот завод в Эстонии. В Таллине. (Голос Зины упал. Она поняла, что выдала Петра Ильича, и продолжала, бедняга, сама не слыша, что говорит.) Видите ли, Вика… Первое для нас — это материал. Нельзя проектировать, не ориентируясь твердо на выбранный или заданный материал. Стало быть, надо добыть, найти этот материал. Быть уверенным в материале…
— Ну еще бы! — ответила Вика, подняв на нее смеющиеся глаза.
Выйдя из кафе, Зина вырвалась вперед и побежала к стоянке такси — занимать очередь.
— Папа, — задумчиво сказала Вика, когда они остались вдвоем, — а она недурна… Она совсем недурна…
— Я рад, что Зинаида Викторовна тебе понравилась. Она отличный человек.
— Папа, — сердито сказала Вика, — ты передо мной не обязан отчитываться. Не нравится? Совсем?.. Ну что ж. Не подставлять же свою голову под топор.
— Вика!
— Бедняга она, бедняга! Ходит прямо с содранной кожей. Таких, наверно, не часто любят.
— Вика, как ты можешь так говорить о женщине? О человеке? Ведь это унижает ее.
— Ладно, ладно. Я выпущу стенгазету, вывешу ее у нас в номере, назову ее: «Добряки». И ты у меня появишься на первой полосе. Фотография и подпись: «Он ей сострадал». Ой! Голуби! Гляди: клю-ют. Как жалко, что я не захватила с собой хлеба!..
