Поэтому Айра спешила. Поэтому же старательно огибала деревни, старалась держаться подальше от дорог и всячески прятала следы, чтобы какому-нибудь леснику вроде Стагора не довелось на них наткнуться и примчаться к старосте с вытаращенными глазами и громким воплем о том, что в лигерийских лесах появился первый за многие века оборотень.
С каждым днем она уходила все дальше на восток, потихоньку забирая к северу. С каждым днем ощущала, как холоднее становятся ночи, и неустанно радовалась тому, что теплая шуба спасает ее от ветра. С каждым днем все спокойнее и благостнее становился Марсо. И с каждым днем неприятная мысль о погоне отдалялась все дальше и дальше.
По утрам Марсо неизменно будил ее с первыми лучами солнца, безжалостно отрывая ото сна и напоминая об охоте. Потом ее место занимал довольный свободой Кер, ненадолго пропадал в лесу, предварительно убедившись, что посторонних поблизости нет, и надежно спрятав кольцо в густом мхе. Через некоторое время он возвращался, слизывая с морды кровавые капли, немедленно уступал место хозяйке и на целый день засыпал, отдавая ей накопленные силы и позволяя оставаться зверем столько, сколько она сама захочет.
Потом Айра старательно отмывалась, тщательно счищая со шкуры кровавые отметины. Выискивала нужные травки, о которых знала едва ли не больше, чем мадам Матисса, торопливо жевала. Наконец, подхватывала свою единственную ношу, хмыкала, если Марсо начинал ворчать по поводу долгого отсутствия, и снова устремлялась в путь.
Пока им везло: за пару недель пути Айра не встретила ни одного человека. Правда, она и забиралась в самую глухомань, сводя с ума всех окрестных волков. Пару раз даже пришлось порычать, чтобы избавиться от особо назойливых попутчиков, а однажды - сбежать от взбешенной вторжением парочки бурых медведей, облюбовавших себе малинник в качестве места для дневного сна. От трактов и дорог волчица благоразумно держалась подальше. Но иногда, забираясь на какой-нибудь пригорок, видела издалека, как вьется пыль над прореженной человеческими руками чащей и как катятся тяжелогруженые телеги, подгоняемые свистом кнута и унылой песней скучающего возницы.
Одно хорошо: чем дальше от Лира, тем гуще становились леса и пустыннее дороги. Редко когда можно было встретить одинокого крестьянина, вяло бредущего по обочине. Еще реже встречались люди побогаче, могущие позволить себе прокатиться на телеге. А уж если на глаза попадались купеческие подводы, то сразу по пять или десять за раз, да под внушительной охраной, с которой не всякий лихой человек вздумает связаться. Но таких было мало. Как правило, пронесется кто-то на быстром коне, поднимет пыль до самого неба, а потом снова - тишь да гладь до самого вечера.
