Американец стоял в отдалении с видом самой покорной скромности, свесив вниз лопасти. Втягивал в себя свою крупную голову, переминался, переступал с лапы на лапу – похоже, и в самом деле чувствуя себя не в своей тарелке.
Но мужчина не мог так вот взять и простить его. Слишком тот безобразно вел себя, это еще мягко говоря – безобразно, и перед кем был более виноват, так не перед ним, а перед женщиной.
– Но я не понимаю, я бы хотел понять, как можно так поступать?! – снова воскликнул мужчина. – С какой стати? И зачем? Что за смысл?
Жираф подвигал рожками на голове. Его негритянские губы поморщились, покривились в сторону.
– Американец, что тут добавить, – сказал он. – Миссионер, проводник высшей цивилизации. Он полагал, с туземцами нужно так обращаться. Чтобы в строгости их… посуровее. Чтобы они трепетали. Втемяшить через страх свои ценности. Американец, типичный американец, что с него взять.
Мужчина невольно и совсем неуместно захмыкал.
– Что это ты несешь. Ты же испанцев не любишь. А американцев ты обожаешь. Американофил. «Великая нация»!
– Великая нация, великая, – закивал жираф. – Какую цивилизацию создали! Но нужно же и объективным быть. Туповаты. Весьма туповаты. Нам им мозги вправлять и вправлять… А вправишь, так кем они станут? – неожиданно прервал он сам себя. – Нами, что ли станут? Вот интересно, нужны они нам такие. Мы и сами с усами, чтобы еще американцам на нас походить!
Мужчина, слушая его, чувствовал, как губы ему развозит в улыбке. Он не мог устоять перед жирафом. Американец выбрал себе в адвокаты кого следовало.
– Мы-то с вами, – сказал мужчина американцу, – квиты. От меня вам, я помню, тоже досталось. Вы перед женой моей должны как следует повиниться. На колени пасть – чтобы она простила. Вы такого натворили… она ведь думала, вы ее убить собираетесь!
– Убить, что вы! – вскинулся и смолк, втянул голову американец.
– Ну так мы вот хотели потолковать, были у вас в купе там, – снова вступил в разговор жираф, – а у вас там какие-то подселенцы. Крутые – жуть, юноша, тот сразу мне приемы каратэ демонстрировать стал. Куда ему, – дотянулся жираф головой до американца, ткнул его с усмешкой рожками в лопасть, – куда до этого юноши! Детский сад по сравнению с ним, даже не сад, а ясли.
Звучный лязг и грохот колес сопровождал их разговор. Они разговаривали в тамбуре, куда мужчина вышел покурить. Раньше он всегда курил прямо у себя, женщине это не нравилось, но она терпела и только отгоняла от себя рукой дым, когда мужчина случайно выпускал тот в ее сторону. Но теперь лафе пришел конец. Теперь в купе была эта беременная ева, и курить при ней – такое, естественно, исключалось. Конечно, они с женщиной вовсе не жаждали этого соседства, но уж раз выпало сделаться соседями, то приходилось считаться.
