-- Поэтому они не должны служить источником твоего личного обогащения! -- закончил Епифан.
-- Ой! Ой! -- Фридман, обычно склонный все на свете преувеличивать и драматизировать, театрально схватился за сердце. -- Держите меня кто-нибудь, я сейчас свалюсь с кровати. Епифан -- красный поп! Позовите доктора и нотариуса!
-- Перестань кривляться, я говорю серьезно.
-- Согласен, давай говорить серьезно. Религия -- опиум народа -- это раз. Государство твое -- бездонная бочка -- это два. Глазом не успеешь моргнуть, как распятие исчезнет. Кто у нас остался неохваченный, народ? Народ пьет не просыхая. Он ничего не заметит. Загнать распятие послу! Он сдует с него пыль, покроет лаком и повесит в своем народном молдавском музее на самое видное место. Все молдаване будут рады, вот увидишь! Три!
Фридман замолчал, наслаждаясь плодами своих сокрушительных аргументов.
-- Господи, прости раба твоего Фридмана. Распятие -- это ведь не просто ювелирная поделка или музейный экспонат. Это -- предмет культа, и относиться к нему нужно соответственно. Ему нечего делать в музее, тем более за тридевять земель. Его нужно отдать в хорошие руки.
-- Кому, например?
-- Например, мне.
-- Мне?! -- переспросил Фридман. -- Мне послышалось?
-- Мне, -- повторил Епифан.
-- Простите, товарищ, вас совсем не слышно. Вы что-то мямлите себе под нос. Сделайте выводы и начните все сначала. Только говорите внятно, чтобы товарищи на задних рядах тоже вас слышали.
Епифан вскинул голову, тряхнул жидкими волосенками и голосом декадентствующего интригана воскликнул:
-- Мне! А я тебе выпишу индульгенцию с открытой датой и автографом самого Папы Римского.
-- Вот куда ты клонишь, собака, -- вздохнул с облегчением Фридман. -Он мне тут клюкву на уши вешает, а я волнуюсь. Ему. Что ж ты, Епифан, две недели ползаешь тут на брюхе... Погоди, ты и позавчера здесь был?
-- Был.
-- И все видел?
-- Все видел.
-- Мама дорогая. Никому не говори. О чем я? Да. Что же ты, Епифан, за две недели распятие не стащил?
-- Э-эх, язычник. Все, я так больше не могу!
-- А как ты можешь? Давай сделаем так: если ты при всем честном народе отвесишь пинка патриарху всея Руси и твой подвиг зафиксирует пресса, я, так и быть, подарю тебе крест, а в нагрузку личный баян Вани Охлобыстина с автографом Муслима Магомаева.
-- Не гневи Бога, насекомое. Говорят тебе, что я не могу. Попросту не умею. Стоял бы я сейчас перед вами. Да я бы давно в Монте-Карло свалил.
