Гимн торжествующей Любви | страница 33



Мне самой языки давались легко (куда легче, чем препарирование лягушек), просто в СССР дома мы разговаривали на так называемом пляттдойч – вариант южнонемецкого, который мама выдает за голландский. В Польше – по-русски, здесь мама категорически запретила говорить по-немецки, даже когда у меня брал интервью немецкий журналист или мы вели переговоры по поводу возможных гастролей в Германии, я старательно делала вид, что немецкого не понимаю и пользовалась услугами переводчика. Главное, не выдать понимание произносимого, потому я старательно смотрела не на журналиста, а на переводчицу. Глупость!

Итальянский дался как-то сам собой, это очень красивый и мелодичный язык, язык песен.

Мама кроме немецкого хорошо знала английский, потому что училась на инязе, она добивалась такого же знания и от меня. Английский – язык многочисленных технических текстов, которые мы читали по геологии, философии, математике, логики… Пришлось следовать совету мамы и учить английский в полном объеме.

Языки пригодились во время гастролей, это отличная практика, потому что можно знать необходимые тысячи слов, легко переводить тексты и даже хорошо складывать фразы самой, но при этом оставаться «глухой», потому что хорошо поставленная речь преподавателей университета разительно отличается, например, от каши во рту у обычных американцев, которым нет необходимости, чтобы их понимали студенты. Лучший способ выучить язык быстро – окунуться в языковую среду, это хорошо известно. Мне пришлось и очень помогло.

Геологическая практика оказалась не из легких, но тут пригодилось увлечение скалолазанием (или одним симпатичным скалолазом?). В детстве я была очень болезненным ребенком, на втором году жизни перенесла тиф, потом скарлатину в довольно тяжелой форме, боялись, что мое косоглазие останется на всю жизнь. Много болела простудными заболеваниями. Наверное, сказывались бесконечные переезды и неприкаянность, для ребенка смена климата не всегда хороша.

Но постепенно вытянулась, переросла, как это называется, и стала крепким орешком. Помогли и нагрузки, которые я сама себе устроила.

Пожалуй, школьные и студенческие годы были самыми спокойными и пусть не сытыми, но какими-то надежными, когда движение только вперед, постепенно и без резких рывков.


Студенческая жизнь Вроцлава в 50-х годах была бурной, как, наверное, студенческая жизнь любого другого города в любое другое время. Но бурной была и жизнь самой страны. Волнения рабочих в Познани в конце июня 1956 года не могли не всколыхнуть всю страну. Мы тогда только окончили первый курс, были полны желания к кому-нибудь присоединиться, кажется, даже не очень понимая, к кому и зачем. Спасло только то, что дальше Познани тогда ничего не двинулось, а еще, что у нас была летняя практика, не способствовавшая политической активности.