В последующие несколько часов мы наблюдали, как разворачивается грандиозная трагедия. Японские 37-миллиметровки щёлкали наши бэтээшки как орехи, легко пробивая даже лобовую броню. Отдельные машины, прорвавшиеся вглубь вражеской обороны, без поддержки пехоты быстро уничтожались солдатами противника с помощью гранат и бутылок с зажигательной смесью. Срывали башни взрывающиеся боекомплекты. Огромными факелами вспыхивали топливные баки, заполненные бензином. Горели десятки танков. Некоторые подбитые пытались вырваться из-под огня. Обожжённые люди метались по полю. Ринувшиеся на подмогу бронеавтомобили разрывало в клочья очередями из крупнокалиберных пулемётов. Стояла страшная жара. Атаки возобновлялись несколько раз. Воздушные бои, казалось, не стихали весь день, и позиции самураев терзали то штурмовики, то бомбардировщики. Но те, зарывшись в землю, неся потери, вновь выбирались из укрытий после очередного авиаудара и продолжали отчаянно отбивать неистовые атаки нашей бронетехники. Ураганный огонь подоспевшего артиллерийского полка переломил ход сражения: теперь японцы уже не пытались контратаковать, стараясь лишь удержать позиции. Артобстрел и звуки боя были слышны всю ночь.
После полуночи, когда наступило небольшое затишье, в расположение санитарной роты въехал новенький «форд» с включёнными фарами. Подбежавший дежурный заорал на водителя, чтобы тот их выключил, не демаскировал позицию. Шофёр, переглянувшись с кем-то на заднем сиденье, погасил свет. Когда я подошёл, из машины уже выбрались две солидные фигуры. Подскочивший ко мне адъютант шепнул на ухо: «Комкор Жуков».
«Здравия желаю, товарищ командующий корпусом!» — отчеканил я вполголоса.
Расспросив о подробностях утреннего боя, он дал несколько указаний о награждениях своему помощнику. Тем временем прибежала Татьяна и вызванные мной командир пулемётного взвода и сэнгун монгольского кавалерийского отряда.
Когда Георгий Константинович увидел Таню, глаза его плотоядно заблестели, и пока я расписывал ему подвиги пулемётчиков и кавалеристов, он то и дело поглядывал на неё. Когда же я наконец закончил, спросил довольно бодро: «А что такая прелестная девушка делает в таком мрачном и опасном месте? Может, стоит её перевести в санитарную роту при штабе корпуса?»
— Гляди-ка ты! Сам Жуков на нашу Таню глаз положил! — прокомментировал кто-то из бойцов в тёплой финской землянке. На него сразу зашикали.
«Старший военфельдшер Татьяна… Исполняю обязанности командира перевязочного пункта. У нас много раненых, товарищ командующий, не могу я их бросить…» — «А если мы вам замену найдём?» — перебил Жуков более утвердительно, нежели вопросительно. Но тут вмешался мой комвзвода: «Танечка у нас незаменимая! Вы бы видели, как она штыковые раны штопает, в момент заживают!» Комкор зыркнул на него страшными глазами и произнёс: «У нас незаменимых нет», — и всем сразу стало как-то неуютно от этой слишком знакомой фразы.
