— Не понимаю, — сказала баронесса Амалия Корф (потому что это была именно она).
— А что тут понимать? — пожал плечами Ломов, убирая шпагу. — Вы труп, вот и все.
— Два часа, — уронила Амалия, глядя на настенные часы. — И тем не менее я не понимаю, Сергей Васильевич. Позавчера за тот же промежуток времени вы убили меня 26 раз.
— О, — протянул заинтригованный Ломов. — Так вы еще и считаете?
— Разумеется, — кивнула Амалия. — Сегодня, милостивый государь, вы убили меня всего 18 раз, и вдобавок один раз я едва вас не достала. Конечно, — продолжала баронесса, стягивая перчатки, — я была бы счастлива сказать, что за короткий срок сумела сделать поразительные успехи, но в том-то и дело, что ничего подобного.
Она отошла к своей шпаге, которую выбил ее соперник, подняла оружие с пола и положила его вместе с перчатками на стоявший в углу зала стол. Свою шпагу Ломов убрал в ножны и повесил их на вешалку.
— Вы быстро учитесь, — сказал Сергей Васильевич, насупившись.
— Боюсь, что не всегда, — отозвалась Амалия своим мелодичным негромким голосом. Она повернулась к собеседнику, и хотя лицо ее хранило доброжелательное выражение, Ломов не сомневался, что баронесса внимательно следит за ним, пытаясь проникнуть в самую глубь его мыслей. — И дело вообще не во мне, а в вас. Что происходит, Сергей Васильевич?
— Ничего.
— А все-таки?
Ломов молчал. Амалия сделала попытку зайти с другой стороны.
— То, о чем я говорю, имеет отношение к нашей работе?
— Этого еще не хватало! — возмутился Сергей Васильевич.
— Тогда в чем дело? Я не могу сказать, что вы рассеянны, но вы… Вы все же недостаточно собранны. Вас как будто что-то гложет.
— Попрошу вас не употреблять таких слов, — сердито промолвил Ломов. — Мы не в романе.
— Как вам будет угодно, — отозвалась Амалия. — Но, мне кажется, я имею право знать, что именно происходит.
— Абсолютно ничего не происходит, — пробурчал Ломов, досадуя на то, что позволил загадочному совпадению снов повлиять на себя, и Амалия сразу же заметила, что что-то не так.
Но баронесса Корф видела, что он колеблется, и стала терпеливо ждать. Сергей Васильевич меж тем размышлял, может ли он довериться своей собеседнице. С одной стороны, ничто не обязывало его хранить тайну; с другой — он подозревал, что история, которую он собирался рассказать, может выставить его самого не в самом выгодном свете. А Сергей Васильевич был не лишен самолюбия, хоть и тщательно это скрывал.
— Полагаю, — промолвил он наконец, — я могу рассчитывать, что все, что я расскажу, останется между нами?
