— Жизнь жестока, — резюмировал Фернандес, разливая водку в стаканчики зеленоватого стекла. — Война — чудовище, пожирающее лучших из нас, а наши женщины — это все, что у нас есть, кроме чести и родины.
— Горюйте, Себастиан, — добавил он мгновение спустя. — Меня можете не стесняться, я сам такой…
Что имел в виду полковник? Иди знай, но не спрашивать же, в самом деле? Баст и не спросил.
"Зачем?"
Ему было очень плохо, но станет ли лучше, если выяснится, что и Фернандес пережил в своей жизни подобную трагедию?
"Вряд ли…"
Но, разумеется, Баст был искренне благодарен полковнику, поддержавшему его в трудную минуту.
"Надо же… Люди разные, а действуют на сходный манер".
Следующие дни не принесли облегчения, но показали, что Себастиан фон Шаунбург способен по крайней мере держать себя в руках. Он вполне контролировал свое поведение и был уверен, что ни словом, ни жестом не выдал окружающим обуревающих его чувств. Знал секрет Шаунбурга один лишь полковник Фернандес, но о ночи, проведенной в крошечном трактире за водкой и "разговором по душам", никак не напоминал. А еще через пару дней положил на стол перед Бастом другую газету. Но ни содержание заметки подчеркнутой синим карандашом, ни выводы, которые из него следовали, полковник не комментировал. Просто, проходя мимо, положил сложенную газету на столешницу перед Бастом и ушел.
"Жива?!"
Прошло еще несколько дней, и Шаунбург вполне уверился, что живет в мире иллюзий, но большинство источников все-таки сходились во мнении, что Кайзерина жива, хотя и ранена. Проблема, однако, в достоверности, — по роду своей деятельности Баст хорошо представлял, что это могут быть за источники. В конечном счете, за всеми этими сообщениями — несмотря на все их разнообразие — мог обнаружиться один и тот же человек. Один. Но наделенный воображением и умеющий делать деньги из пустоты… человеческого любопытства и собственного равнодушия. С другой стороны, если Кайзерина действительно осталась жива, никто, судя по всему, не мог сказать с определенностью, насколько тяжело она ранена.
"Дьявол!"
Но, хочешь "рви", хочешь "мечи", а с тем фактом, что объективной информацией пресса не будет оперировать и полстолетия спустя, когда появится, наконец, факс и Интернет, ничего не поделаешь. Такова "се ля ви". И, следовательно, Шаунбургу оставалось одно: проверить все самому.
— В этом что-то есть, — кивнул полковник Фернандес, выслушав "завуалированные" намеки Шаунбурга, и приятно удивил этим Баста во второй раз.
