Мера провокации и мера вербовки, связь Сталина с царской охранкой определили роль всеобщего КГБ во все эпохи нашей жизни.
По всем прямым выступлениям Сталина видно, что ему, во-первых, хочется быть интеллигентным и, во-вторых, русским. Русским гитлеровцем — вот что необходимо подчеркнуть. Его идеал! Именно это понимание собственной личности каким-то боком повернуто им к писателям.
На квартире Горького при встрече с писателями родилась еще одна крыла гая фраза Сталина. Он назвал писателей "инженерами человеческих душ". И это зафиксировано в хронике главных событий его жизни. Конечно, огромное доверие и даже заискивание перед писателями. Эти его слова повторялись непрерывно во всех передовых, во всех материалах необъятного печатного мира. В этой нелепой фразе главная задача — насилие. Насилие над человеком и его душой. Инженер душ... Душ человеческих... В стране, где создавались "Мертвые души" Гоголя. Инженер мертвых человеческих душ...
Инженерные операции над душами в эпоху победы индустриализации в нашей стране привели к победе Павлика Морозова — ив жизни и в литературе. Главное — ломка и насилие над писателем и всем, о чем он должен писать. Так сформулировал Сталин, высоко поднимая писателя над людьми, о которых он должен писать. Он должен, как инженер, ломать и строить заново, ломать, мять и возводить. Конечно, эта нелепо-полуграмотная, как всегда у Сталина, формула находится в некотором противоречии с фразой "пишите правду", хотя изрек он их в одно время. В этом двойном хитроумном повороте — индивидуальная сила Сталина.
Инженеры, конечно, были ему очень нужны. Вспомните строчки:
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
Так поэт Николай Тихонов очень талантливо, вполне индивидуально и образно выразил сталинский идеал и итог инженерной деятельности. Люди — гвозди, души — гвозди! Считалось, что Тихонов — талантливый поэт, строчки эти свидетельствуют об этом, но ничего ярче их он не написал, скатываясь к среднему уровню. Ярче этих ужасных строк, которые, естественно, все у нас запомнили навсегда.
По инженерно-сталинским законам был написан "Цемент" Федора Гладкова, а потом его "Энергия", самими названиями своими утверждавшие главенство производства и ломку человеческой души. Ломка — ив страшном искалеченно-натурали- стическом языке произведений, их нижайшем интеллектуальном уровне. По прямым инженерным названиям строек социализма вошли в литературу "Гидроцентраль" Мариэтты Шагинян, "Карабугаз" Константина Паустовского, "Соть" Леонида Леонова, "Лесозавод" Анны Караваевой. Я когда-то читала их, некоторые не до конца. Написанные разными писателями, они все вместе слились для меня в один необъятный роман с одной общей толпой и возвышающимися над ними героями-победителями. Нет разницы между натужно-цветастым Леоновым и серой Караваевой. Они сливаются, объединяются в тусклой темноте. А "Темп" Николая Погодина, "Время, вперед!" Валентина Катаева, "Не переводя дыхания" Ильи Эренбурга, — все они прямо, даже лозунгово передают сталинские положения о темпе, об ускорении, о выполнении и перевыполнении, о пятилетке — в четыре года. В примитивной, но занимательной форме. Понимали ли они, какую ложь приносили людям? Своеобразным итогом этой инженерной темы был появившийся к концу жизни Сталина роман "Сталь и шлак" писателя Попова, который очень приглянулся Сталину. Он символичен для всей этой индустриальной темы по безграничным потокам непереваренного, бездарного литературного шлака, залившего нашу землю. Победил шлак!
