— Не понимаю, — проговорил Пушкин. — Зачем же вам все-таки в литературном значении нужно название этой звезды?
— Ну, сделайте одолжение, Александр Сергеевич, скажите. Разрешите вековой, так сказать, спор.
— Да я, уважаемый Викентий Викентьевич, просто не помню. Мало ли звезд было тогда на небе. Заметил и написал. Да и вообще... Я астрономию не изучал, откуда мне знать, где какая звезда.
Вересаев пробормотал:
— Не понимаю. Как можно так формально относиться... и к чему? К своим же собственным произведениям. — И вдруг, вспомнив, добавил: — Но кто же тогда эта девушка, о которой вы упоминаете?
Пушкин вспылил:
— Я не понимаю, Викентий Викентьевич, что вы в конце концов от меня хотите? Мало вам того, что вы про меня такие вещи опубликовали, что мне стыдно людям на глаза показываться, вроде крестика в кровати?! Написал я стихи — разбирайте их, изучайте, «прорабатывайте», подводите политическую базу — пожалуйста, слова не скажу; но в мою личную жизнь, милостивый государь, раз и навсегда прошу не вмешиваться!
Вересаев не знал, куда деваться. Он закрыл лицо руками и выбежал прочь.
XXIV
Прозвенел звонок. Присутствующие направились в зал и разместились по местам. В концертном отделении исполнялись симфония Асафьева «Пушкин» и монтаж артиста Алмазова.
Музыканты приготовились. Дирижировал автор. Скрипачи приподняли смычки, барабанщики замахнулись, трубачи вдохнули воздух. Академик Державин поспешно покинул зал: он опасался сильных ощущений.
Весь зал наполнился звуками. Дрожали очки и пенсне на носах, лопались оконные стекла, рвались струны. Фурор был необычайный!
Потом на сцену вышел Владимир Алмазов. Он поклонился и стал в позу, ожидая тишины. Зал аплодировал. Аплодируя, К.И.Чуковский покидал зал: он не любил художественных чтецов-декламаторов.
— Этот монтаж написан мною специально для сегодняшнего дня, — начал Алмазов.
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Маяковский
Туман, туман, и ничего не видно.
Ленин
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал...
Стократ священ союз меча и лиры!
Вот, перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись задом о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосье Онегиным стоит.
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все...
«Добро, строитель чудотворный!—
Шепнул он, злобно задрожав, —
