И настал, наконец, день, когда Фрэнсиса, спящего после вахты, разбудил вопль марсового из «вороньего гнезда» на грот-мачте его каравеллы:
— Зе-емля-а-а-а!
Прямо по курсу мутнела узкая неровная полоска на горизонте. Это был Новый Свет. Вест-Индия. Наветренные острова. И он, как Колумб семьдесят два года назад, впервые увидел эти земли с палубы каравеллы! Сердце в груди вздрогнуло…
Еще очень немного людей в Европе видели эти острова. Корабли Ловелла шли между гористыми островами, поросшими густым лесом. Прибой, шипя, разбивался о замысловатых форм черные скалы прибрежий. Кое-где вода при слабом ветре вскипала. Это были знаменитые коралловые рифы. И ни человека не видать на благодатных сих островах! Хотя те, кто уже бывал в этих водах, уверяли, что на островах полно кровожадных каннибалов из племени карибов, или караибов.
…Рассказывая через шесть лет Федору (a до этого — своим младшим братишкам) о своих впечатлениях от первой встречи с тропиками, Дрейк говорил:.
— Мы проходили между теми островами как через ворота, ведущие к удаче!
5
Джон Хоукинз поручил Ловеллу невольников, сколько ни удастся раздобыть, продать в Рио-де-ла-Аче, небольшом городке на побережье Новой Гранады (так тогда называли нынешнюю Колумбию). Почему там, в городке небольшом, тихом и незнаменитом? Да потому, что Рио-де-ла-Ача стояла на равнине и окружало ее широкое полукольцо плантаций. И тамошние плантаторы очень нуждались в невольниках. Хоукинз имел информацию о том, что в прошлом году там рабы восстали, прорвали кольцо войск и ушли все в горы, прихватив даже своих женщин, детей, стариков и поубивав раненых и калек: жизнь «симаррунам» предстояла тяжелая, и калеки все одно бы не выжили. И теперь тамошние плантаторы платили за здорового раба побольше раза в полтора, чем в Картахене или Номбре-де-Дьосе.
Хоукинз подошел к городу днем, открыто — чтобы местный губернатор, алькальд, или как его там, не всполошился. А то подойдешь ночью, да бесшумно, чтобы не волновать население, — а там перепугаются, да с перепугу и обстреляют! Такие случаи бывали. Не с ними, но бывали…
Фрэнсис, хоть и был загружен работой — он командовал матросами, управляющими парусами фок-мачты флагмана (ведь при входе парусника в любую гавань матросам всегда хватает забот с парусами), урвал минутку полюбоваться видом уютного городка, окруженного не диким лесом, не громоздящимися до неба горами, а, почти как в Европе, аккуратно расчерченными прямыми дорожками на квадратики плантациями и полями. Росло в здешнем климате, очевидно, все: светлая зелень сахарного тростника перемежалась с темной, курчавой зеленью индигового куста. А рядом золотился ячмень, уже вызревающий, и стоял, шумя, «индейский хлеб» — маис, початки которого обернуты серо-зеленой сухой кожурой, совсем готовый к жатве. И много было там такого, чего никто в экипаже Ловелла и назвать не мог.
