В Политехническом, после выступления, я подошла к Пастернаку и заговорила с ним. Сказала, что давно его люблю, что вот у меня его книжка, что очень хотела с ним познакомиться… но я волновалась, а с ним был Женя Пастернак, и так как я волновалась, Жена стал мне «помогать» высказаться, попытался объяснить Борису Леонидовичу, что я хочу сказать. И говорить стал совершенно не то, что надо. Борис Леонидович это прекрасно понял и говорит: «Женя, ты не о том, совсем не о том». А мне сказал: «Вы не волнуйтесь», спросил, как меня зовут, продиктовал свой номер телефона и сказал: «Вы мне позвоните, мы как-нибудь встретимся и поговорим». Ну, я ответила: «Конечно», но так и не позвонила.
Потом был следующий вечер Пастернака в Университете на Манежной площади, и мне снова позвонил Павел Ильич, и я снова пошла. Там было полно народу, битком, сидеть негде. Было забавно, он читал такое эротическое стихотворение:
Помешай мне, попробуй. Приди, покусись потушить
Этот приступ печали, гремящей сегодня, как ртуть,
в пустоте Торичелли.
А потом вдруг так остановился, схватился за голову:
– Боже мой, что я читаю, здесь же такая молодежь!..
Раздался хохот, конечно.
Массу записок ему передавали. Что-то он читал, что просили, и около него стояла такая черная дерматиновая сумка, и так как записок было огромное количество, то их все, когда кончился вечер, посовали в эту сумку. Он сказал: я их потом прочту. И я написала две записки. Одна была приблизительно такая: как вы относитесь к творчеству Достоевского и Толстого? Вторая: что вы можете сказать о философских идеях Федорова и Соловьева?
А следующий вечер был в Доме ученых. Я тоже туда пошла, я и там всех и все знала: концерты, которые я курировала, там бывали. И вот, когда кончилось первое отделение, закрылся занавес, из-за него вышел Борис Леонидович и сказал буквально следующее: «На прошлом вечере мне подали очень много записок. В основном там были просьбы прочесть то или другое стихотворение. Я постарался в сегодняшнем вечере это учесть. Но были две записки, написанные одним почерком, там было…» И он наизусть, прочитал обе мои записки. И сказал: «Я считаю, что люди, которых интересуют такие вещи, должны быть знакомы между собой. Если сегодня здесь находится автор этих записок, я прошу его подойти ко мне после концерта».
Я очень обрадовалась, я такого никак не ожидала и после концерта отправилась за кулисы. Вокруг него уже стояли, как это тогда называлось, мастера художественного слова – чтецы, и разговаривали с ним. Журавлев, Шварц, и был ли Яхонтов, не помню. А он так озирался по сторонам, ему кто-то предлагал подвезти на машине, но он говорил: «Я жду, может быть, придет автор моих записок».
