С Митей же – совершенно отдельная история. С ним она познакомилась, то есть увидела его впервые, тоже в детстве, когда ей было 9 лет. Из обстоятельств этой встречи она фотографически точно запомнила один-два фрагмента и его самого.
– Он тогда, наверное, поразил мое детское воображение, и больше я его не забывала. Расспрашивала о нем дядю и сама с собой немного думала о нем, фантазируя. Но это, конечно, ничего не значило в моей детской жизни, взрослении и любовных историях. Просто помнила. И, по-видимому, точно, хотя к этому не было никаких предпосылок, знала в глубине сознания, не формулируя, что у нас есть история, она уже есть, идет, и время ее реалий назначено. Так и оказалось, но вот что меня поразило, и о чем я не догадывалась – это то, что и я в свои 9 лет поразила его мужское воображение, и то, что он, взрослый, тогда же это понял, и сказал себе. Это Митя рассказал мне в нашу последнюю встречу, встречу-прощание уже через годы после разлуки, когда он призвал меня к себе незадолго до своего ухода. Как он мог это скрывать в то время, когда мы были вместе, для меня загадка… Есть такие поступки, случаются они у настоящих мужчин, которые женщины отказываются понимать и принимать, хотя, возможно, в этих, до обидного нелепых, поступках непостижимая мужская суть и кроется. И многое еще он тогда мне сказал – то, что я была бы счастлива услышать вовремя…
– Когда мы стали жить вместе, я еще почти год сопротивлялась очевидности нашей истории, как-то меня не то чтобы смущала разница в нашем возрасте, скорее, дразнил и заставлял хорохориться его безусловный успех у женщин. Я была юна и глупа и только глубоко интуитивно знала про несомненность и особость нашей любви. Интуиции же мы не всегда верим.
– А когда я перестала сопротивляться тому, что предчувствовала с детства, началась неправильная, но счастливая и временами довольно жестокая жизнь. Кончилось драматически, но внутренне мы не отпускали друг друга до конца, до его конца. Мити нет, но он и теперь со мной, несмотря на годы и события самые важные.
– С Ольгой же Всеволодовной нас связывали совершенно отдельные свои отношения. Я ее очень любила и чувствовала, что это было взаимно. Она все мне рассказывала, а я никогда ничего не записывала, хотя получала неоднократно такие советы с разных сторон, и они были верные, но я не могла им следовать. Это была живая жизнь, повседневность, и прошлое, которое она вспоминала, тоже было частью нашей повседневности.
