Держа под руки, меня затащили на холмик, я наклонилась и бросила в отверстие тяжелый слипшийся комок.
Гробовщики, как взмыленные скакуны, бросились засыпать гроб. Я почувствовала внезапную слабость, и, чтобы никого не всполошить, стала понемножку выбираться из толпы. Я вышла на аллейку и ускорила шаг. На развилке тропок что-то меня остановило, я задержалась.
На этой стороне кладбища царила тишина, поэтому я разобрала равномерно повторяющийся шепелявый звук. Я сделала несколько шагов вперед, а дальше уж само собой пошло: поворот, еще один холмик, и вот могила Бориса Леонидовича, камень с профилем. Рядом – еще два камня: поближе – Зинаиды Николаевны, а дальше, на смиренном отшибе, крохотная плитка с именем Евгении Владимировны, первой жены.
Тем временем шамкающий звук приблизился, и я увидела кладбищенского работника, косившего траву. Мне стало не по себе, и я пошла к воротам.
Неподалеку от ворот была аптека для таких слабонервных, как я. Располагалась она в плоском павильончике с большой витриной и фотопортретом Брежнева посередине.
– Сердечных капель, пожалуйста.
– Сначала – в кассу, – сухо ответила аптекарша.
В кассе за стеклянной перегородочкой сидела седая, на моржа похожая тетенька и вертела свою финансовую «мельницу». Я положила мелочь на тарелочку.
– Добрый день, Ольга Всеволодовна, – поприветствовала она меня.
Я же не могла припомнить эту моржиху, что по выражению моего лица было заметно.
– Встречались когда-то?..
Кассирша с немым упреком протянула мне бумажный талончик. Выйдя на улицу, я заметила за витриной некоторые движения. Кассирша выползла из своего стеклянного теремка и, созвав двух аптекарш, что-то оживленно объясняла, показывая на меня пальцем. Я узнала ее по росту и по некоторым жестам. Батюшки, это ведь была та самая надзирательница из моей первой тюрьмы!
В город возвращались на автомашинах. Мимо окон неслись подмосковные перелески, жалкие гнилые хижины, столбы… Что-то вспомнилось и снова угасло…
Меня с дочерью и внуками подвозил один очень давний знакомый по фамилии Ривин.
– Я вам очень признательна: и о смерти мамы узнали, и не поленились присутствовать на похоронах. Виделись-то мы в последний раз четверть века тому назад, – благодарила я его.
– А если бы вы знали, как я вас уважаю за то, что вы спасли из лагеря свою маму, – в свою очередь признавался Ривин.
Немного странным показалось это замечание: ему-то что? Первыми у дома высадились внуки, потом – моя дочь. И здесь Ривин попросил меня на минуту задержаться.
