– Но ты лучше этого не читай. И не забудь, что оно должно быть на столе у Хрущева не позже среды!
По мере приближения к даче становился все более явственным какой-то шум, с каждым их шагом он усиливался. Когда же Ольга и Борис Леонидович вышли на обширную поляну, посередине которой возвышалась переделкинская дача, опоясанная сетчатым забором, они увидели густую черную плазму толпы. Лиц не было видно, только общие очертания, зато крики и возгласы различались во всеобщей тишине подмосковных рощ отчетливо и резко.
– Предатель, вон из нашей страны! Пастернак-костернак, вон! Пастернак-костернак, вон!
Борис Леонидович и Ольга встали под фонарем.
– Ведь это студенты Литературного института… Боже, это же будущее русской литературы!..
В толпе их заметили, притихли, повернулись к ним лицом. Сверкнули огненные точки сигарет.
В иное время, в иных обстоятельствах эти двое изумились бы, что вот пришла пора расставания, возможно, окончательного. Но сейчас Ольга ощутила только страх, тем больший, что в глазах Бориса Леонидовича вдруг возникла редкая для него жесткость и решимость.
– Не станем подписывать!
– Пожалей меня, – отчаянно взмолилась она.
Он ей кивнул и направился прямо в толпу, загородившую калитку.
Еще раз вернулось воспоминание о той далекой, тридцатилетней давности, писательской поездке в колхоз: поломка машины в пути, тропа, что привела его к поляне, где в избушке полутени-полулюди пожирали своего же ребенка…
Студенты молча расступились, и Борис Леонидович вошел в свой сад.
Крики возобновились лишь тогда, когда он стал удаляться.
– Позор клеветнику! – раздалось из толпы.
В окне второго этажа Ольга увидела неподвижную тень Зинаиды Николаевны.
Когда он вошел в дом, то увидел неожиданное: улыбку жены.
– К тебе пришли гости. Угадай, кто такие?
Она сама открыла двери в столовую и тут же скрылась в кухню. Борис Леонидович узнал Новикова и Романеева. Он обнял каждого.
– О, как я рад, молодые люди, как я рад, что вы здесь! Некогда я сам считал своим долгом навестить гонимых. Тогда мне казалось, что это малость, даже и не помощь, а так себе. Но сегодня, увидев вас, я понял, как ошибался.
В лучистом взгляде Романеева проскользнула доля жалости.
– Да, мы пришли сказать, что мы всем сердцем с вами. Мы не читали вашего романа, но мы много общались с вами, получали от вас ценнейшие консультации, и мы считаем, что то, что о вас повсюду пишут и говорят – чепуха. Недоразумение рассеется, и вы будете реабилитированы.
