Они были хороши. Очень хороши.
Но она говорила:
– В них не хватает жизни.
– Они идеальны.
– Они идеально пусты.
– Они не похожи ни на что, виденное мною в жизни.
– Значит, ты еще не видел в этой жизни настоящей пустоты.
Они часто спорили так, пока она не напоминала ему об их первом дне, о ее «навязчивости», как она сама это назвала. Ее дракон на той самой плитке так и остался нетронутым – дракон, в котором, по ее словам, жизнь отсутствовала напрочь, с чем Джордж наотрез отказывался соглашаться.
Ему отчетливо виделось самое настоящее злорадство в зеленом глазе чудовища, изготовленном то ли из кусочка стекла, то ли из какого-то минерала.
Однако теперь дракон угрожал вырезанной Джорджем Журавушке. Этот самый дракон, выложенный из перьев, уже атаковал птицу, вырезанную из книжных страниц. Взаимодействие медиумов, которое не должно сработать. Комбинация стилей, которые не сочетаются между собой. Или даже, как Джордж не побоялся признать, противостояние антагонистов (ее изящное искусство против его хромоты и медлительности), между которыми не могло ничего произойти…
И все-таки – ого. Ничего себе. Ну и дела.
– Просто с ума сойти, – сказал тогда Мехмет.
И правда, с ума сойти, подумал Джордж.
У дракона теперь появилась цель. А у птицы – контекст. В драконе теперь проснулось любопытство, прорезался характер. Птица же ощутила угрозу, и от ее безмятежности не осталось и следа. Между ними возникло напряжение. Соединенные вместе, они стали больше чем двумя незавершенными половинками целого, они стали чем-то законченным третьим – мощной мистической сущностью, намного большей, нежели маленький черный прямоугольник, заключавший их в себе, точно в клетке. Рамка таблички превратилась в кинокадр, предложение стало историей.
Дракон и Журавушка приглашали войти к ним, примерить на себя их роли, стать кем-либо из них или сразу обоими, но в то же время давали ясно понять, что любой доброволец будет действовать исключительно на свой страх и риск.
И Кумико отдала ему это.
– В знак благодарности, – сказала она. – Если желаешь.
– Нет, – сказал Джордж. – Это слишком много. Просто чересчур.
– Тогда я возьму, – сказал Мехмет.
– Она закончена, – добавила Кумико. – Ты завершил ее. Она теперь твоя так же, как и моя.
– Я… – начал Джордж. – Я…
– Я возьму, – повторил Мехмет.
И тогда Кумико спросила:
– И часто ты вырезаешь из книг?
С этого-то все и началось.
Она не просила его вырезать что-нибудь конкретное, предоставляя свободу его воображению. Но Джордж с огромной охотой начал посвящать этому занятию чуть ли не каждую свободную минуту – совершал налеты на букинистические лавки с корзинами подержанных покетов, покупал даже новые книги, если не находил то, что нужно, и посылал Мехмета к выходу из студии, чтобы тот терзал любого вошедшего посетителя, отвлекая внимание от актов его книгорезательного вандализма («Но вы же заказывали красный цвет, вот ваша анкета!»).
