— Похоже, нам объявили «войну», — с грустью сказал мне Олег Дмитриевич Запорожченко и добавил: — Мы получили указание заняться обеспечением твоей безопасности всерьез...
Да, в такие переделки я еще никогда не попадал. Все переезды по городу в рабочее и нерабочее время — только на специальной автомашине. Дочь в школу и обратно — таким же путем. Как-то она даже расплакалась:
— Перестань меня возить, надо мной весь класс смеется. Все спрашивают: «Кто твой папа, что от порога дома и до пороге школы тебя возят?»...
Пришлось объяснить, что такая у меня работа и ничего тут не поделаешь, а успокоил ее тем, что маму тоже охраняют.
Не обошлось и без курьезов. В один из дней, возвращаясь домой, на лестничной площадке встретил соседа. Поздоровались, заговорили. Неожиданно распахнулись створки лифта, и перед нами появились трое плечистых парней.
— Владимир Иванович, все в порядке?
Растерявшись, я только успел кивнуть головой, и они тут же исчезли.
— Это что такое? — спросил, заикаясь, испуганный сосед.
— Так меня охраняют, — объяснил ему.
— Ну у тебя и работка! — услышал в ответ.
Я же с теплотой и благодарностью подумал о товарищах с площади Дзержинского, которые держали слово и обеспечивали мою безопасность.
Между тем мы упорно, шаг за шагом, продвигались вперед. Факт задержания Астафьева и его избиения в комнате милиции можно было считать догнанным, но кто и как его убил, мы пе знали. Только позже выяснилось, как тщательно инструктировали обвиняемых и сколько версий происшедшего с ними проработали.
После избиения единственный трезвый среди постовых сержант Самойлов позвонил ответственному дежурному по 5-му отделению и сообщил о задержании Астафьева. Последовала команда или отпустить его, или, действуя по инструкции, вызвать представителя КГБ. То же самое предложил сделать прибывший на станцию проверяющий, младший сержант Голунчиков. К сожалению, они не знали, что давали команды не подчиненным им постовым милиционерам, — они давали команды преступникам.
— Товарищ майор, уходите отсюда по-хорошему и побыстрее,— уговаривал Астафьева Самойлов.— Вам лучше с ними не связываться. Они не люди, поверьте мне. Ну, пожалуйста, уходите...
Но негодованию Астафьева не было предела.
— Мерзавцы! Мерзавцы! И отъявленные подонки! Никогда, никогда я вам этого не прощу и так этого не оставлю,— повторял он, покидая комнату милиции.
Со злобой в затуманенных спиртным глазах смотрели на него Лобов и Панов.