), я с этим не согласен. Белый свет на волю дан. Мы никого насильно не тащим. Уж если открыл кому что Господь, так оно и выходит. А то пристав… разве душа-то приставом сотворена? А табачищем-то от него как несёт, ровно из газовой трубы, прости Господи… Приедет урядник, такой вертлявый да непутный, что и не дай Бог! Пристанет как смола: покажи да покажи ему стариц! Где, говорит, их священная обитель, да где, говорит, у вас воспитываются дети, рождённые под тенью древ. Что же дети-то – еловые шишки что ли? Уж подлинно – слуга антихристов. Он тебя отругает всячески, а ты его благодаришь, благодаришь… да кланяешься.
Пока мы разговаривали, сидя в молельне, на столе, в железном подсвечнике, горела сальная свеча, с которой то и дело один послушник железными щипцами снимал нагар. Я заметил отцу Паисию, что лучше бы иметь керосиновые лампы, чтобы избежать беспокойства и иметь более сильное и дешёвое освещение.
– Нет, Михайло Максимыч, нам новшества не нужны. Эти самые «ланпы» – одна вражда на Бога. Ты хоть то пойми, этот самый «карасин», сказывают, из адских недр брызжет, возьми, к примеру, его запах – самый адский, мерзительный. Да и огонь-то от него бесовский, чуть что – такая копоть пойдет, что и Боже упаси. Нет уж, прости Христа ради, мы к нему не причинны во веки веков. Те, кто выкопал этот карасин, и будут гореть в нём веки вечные.
Отец Паисий при последних словах, опустив голову, задумался.
– Всё это прелести века сего, Михайло Максимыч, – вновь начал он, – а нам, грешным, нужно стараться при помощи Божией их избегнуть. Прошлой зимой, знаете ли, один «христолюбец» привёз из деревни к нам в обитель мешок картофелю. Ох, напасть! Ныне в миру всё жрут, а святые-то отцы запрещают ясти этот плод. Он вырос, я тебе скажу, откуда, что срамно есть и глаголати. Что есть картофель – не знашь? Всякое растенье наверху плод дает, а картофель в самой, что ни на есть, земле. Видишь, совесть не чиста, потому она в землю от глаз людских и прячется. Келарь это приношение не принял, а «христолюбцу» я велел увезти картофель за два поприща (за две версты) от келий и вывалить в снег. Послушный был раб Божий, спаси его Господи, целый пятипудовый мешок не пожалел. Другие вразумились и дали обет николиже вкушати от сего грешного и запрещённого плода.
– А какие святые отцы, отец Паисий, воспретили есть картофель? – полюбопытствовал я.
– А на что тебе это нужно знать? Вышних тебе не ищи и больших себе не испытуй. Возьми хоть книгу преподобного отца нашего Барония – и тамо обрящеши.
