Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами | страница 49
Несколько недель спустя, когда все эти придыхания и звуки начали обретать смысл, уже трудно было восстановить то ощущение увлекательной игры, какое они вызывали тогда, и представить себе, что греческий язык когда-то шипел и «плевался», а слово «mensarum»[33] звучало обрывком бессмысленного детского стишка. Вплоть до третьего класса современное отделение отличалось от классического только набором изучавшихся языков: современных на современном отделении и древних на классическом. Девочки, учившиеся на современном отделении, изучали немецкий и испанский, и когда на переменах они повторяли задания, коридоры оглашались удивительными звуками, напоминавшими какофонию наплывающих друг на друга иностранных радиоволн.
Некая мадемуазель, брюнетка с завитыми волосами, носившая полосатую блузку с настоящими запонками, говорила по-французски с таким иностранным выговором, какой никому никогда так и не удалось по-настоящему воспроизвести. Кабинет естествознания порой пах точно так же, как Кэнонгейт во время их тогдашней прогулки с мисс Броди: резкое амбре, поднимавшееся от бунзеновских горелок, смешивалось с проникавшим снаружи сладковатым осенним дымком сжигаемых листьев. Уроки в кабинете естествознания — который строго-настрого запрещалось называть лабораторией — именовались экспериментами, что придавало каждой девочке ощущение, будто и сама мисс Локхарт не ведает, каким может быть результат, будто случиться может все что угодно и будто школа вообще может взлететь на воздух, когда они колдуют у себя на уроке.
Тогда, на первой неделе, они проводили эксперимент с магнием, который сгорал в пробирках, нагреваемых над пламенем бунзеновской горелки, ярким пламенем, разбрызгивая ослепительно белые искры. Эти магниевые вспышки по всему кабинету выстреливали из пробирок и улавливались стеклянными сосудами большего диаметра, которые девочки держали над пробирками. Мэри Макгрегор, объятая ужасом, помчалась по единственному проходу между лабораторными столами, наткнулась на очередную вспышку, побежала назад, но и здесь ей в глаза полыхнул язычок белого пламени. В панике она металась между столами, пока ее не поймали и не успокоили, а мисс Локхарт, которая уже достаточно узнала Мэри, чтобы, как и все, испытывать раздражение при одном взгляде на ее лицо — два глаза, нос, рот и ничего более, — сказала, чтобы она не была такой глупой.
