— Роуз единственная, кто мне верит, — сказала Моника Дуглас.
Когда в пятидесятые годы Моника навещала Сэнди в монастыре, она ей сказала:
— Я действительно однажды видела, как Тедди Ллойд целовал мисс Броди в кабинете рисования.
— Я знаю, — ответила ей Сэнди.
Она знала это даже до того, как мисс Броди сама призналась ей в этом как-то после войны, когда они сидели в ресторане отеля «Брейд-Хиллз», ели сандвичи и пили чай, поскольку домашний рацион мисс Броди не позволял ей принимать гостей. Мисс Броди, пережившая предательство, сидела в своей давно уже не новой ондатровой шубке какая-то скукоженная. Ее уволили раньше срока.
— Пора моего расцвета миновала, — сказала она.
— Это был блистательный расцвет, — откликнулась Сэнди.
Сквозь широкие окна они смотрели на ленточку Брейдберна, струящуюся по полям, и холмы за нею, испокон веков такие аскетичные, что даже во время войны им нечего было утрачивать.
— Тедди Ллойд был безумно влюблен в меня, как ты знаешь, — сказала мисс Броди, — а я — в него. Это была великая любовь. Однажды, в кабинете рисования, он поцеловал меня. Мы так и не стали любовниками, даже после того, как ты уехала из Эдинбурга, когда искушение стало особенно велико.
Маленькие глазки Сэнди неотрывно смотрели на холмы.
— Но я отвергла его, — продолжала мисс Броди. — Ведь он был женатым мужчиной. Я отвергла великую любовь поры моего расцвета. Нас с ним роднило все, ведь мы оба были артистическими натурами.
Она рассчитывала, что ее расцвет продлится лет до шестидесяти. Но этот послевоенный год, пятьдесят шестой год ее жизни, оказался для нее последним. Она выглядела старше своих лет, и в ней росла опухоль. Это был последний год в этом мире и для нее, и — в другом смысле — для Сэнди.
Побежденная, мисс Броди сказала:
— Поздней осенью тысяча девятьсот тридцать первого года… Ты меня слушаешь, Сэнди?
Сэнди оторвала взгляд от холмов.
Поздней осенью тысяча девятьсот тридцать первого года мисс Броди отсутствовала в школе две недели. Считалось, что она хворает. Клан мисс Броди явился к ней после уроков с букетом цветов, но дома никого не оказалось. Порасспросив на следующий день кое-кого в школе, они выяснили, что она уехала поправляться в деревню к каким-то друзьям.
На время ее отсутствия класс поделили на группы и распределили между ее коллегами. Клан Броди разлучать не стали, их всех сунули в класс длинной и тощей, как скелет, учительницы с соответствующей фамилией мисс Скелетон; она была родом с Гебридских островов и носила юбку до колен, сшитую из чего-то, напоминавшего серое одеяло; даже когда юбки такой длины были в моде, ее юбка элегантной не казалась; Роуз Стэнли утверждала, что ее скроили такой короткой из экономии материала. Голова у мисс Скелетон была очень крупной и костистой; грудь почти плоской — и без того маленькие бугорки, расплющенные тугим бюстгальтером; а унылый темно-зеленый цвет ее вязаного жакета навевал тоску. Она не обращала ни малейшего внимания на клан Броди, ошеломленный неожиданным погружением в обстановку усердных занятий и выбитый из колеи чудовищной строгостью мисс Скелетон, требовавшей мертвой тишины в классе в течение всего дня.
