Борис Богданов
26 декабря 1963 г.
Слон лоснился от капель тумана. При каждом шаге под его кожей вспухало и катилось от головы к хвосту мышечное кольцо, укачивало, нагоняло сон.
Жан выплыл из дрёмы, потянулся и выпрямился. Тело ныло от неудобной позы. Слон, почуяв движение, засопел, закинул назад хобот.
— Силоса хочет, — оскалился Аркашка. — Скотина балованная!
Жан зачерпнул из жбана пахучий ком, вложил в слюнявый зев. Слон довольно хлюпнул, втягивая лакомство, хоботом нашарил Жаново лицо, коснулся мокрыми бородавками.
— Ладно, ну тебя… — пробормотал Жан, отстраняясь.
— Пожрал, целоваться полез! — засмеялся Аркашка, затряс бородой. — Смотри, Жано, привыкнешь. Про девок забудешь… Целуешься с девками-то?
— Ещё бы! — громко ответил Жан.
— Эт-ты молодец, — сказал Аркашка. — Девок не пропускай. Вот, к примеру, Лизавета…
Лизавета сидела впереди, отдельно от остальных, крепко ухватившись руками за вибриссы. Услышав эти слова, она напряглась и ещё больше пригнулась; накидка встопорщилась на плечах. Чисто цапля под дождём. Всё равно красивая…
Жан нарочно напросился сегодня с ними, к Лизавете ближе.
— Язык у тебя дурной, Аркаша… — не оборачиваясь, сказала Лизавета.
— Откуда знаешь? — удивился Аркашка. — Не пробовала ещё. Отличный язык. Вернёмся…
Жану стало неприятно. Разве можно такое говорить? При девушке-то? Захотелось то ли уйти (но куда уйдёшь со слона?), то ли надавать Аркашке тумаков. И стыдно тоже стало, потому что понял — не побить ему Аркашку, сил не хватит, а вот наоборот — запросто.
— Ты, это… — заставил себя произнести Жан, — смотри, а то…
— О как! — подмигнул ему Аркашка. — Боюсь!
— Не отвлекай погонщицу, балабол, — подал сзади голос Мустафа. — Свернём не туда — тебя ссажу, ножками домой отправишься!
— Холодно, командир, — покладисто сменил тему Аркашка, — мокро. Не рано для грибов?
