Проигранное время | страница 24



— Надулся? — спросил Шут.

— Да.

— Пошли. Мы пошли, слегка пошатываясь и поторапливаясь от радости.

— Славное пивко, — сказал я сдуру. Шут что-то сопел про себя. Мы пришли домой, поспали часика два, а потом голова болела.


Пришлось играть в коридоре. Здесь самое неудобное место. Другие места сегодня заняли раньше нас. В коридоре тесновато, как в клетке, но ничего, играть можно. Сквознячок откуда-то тянет, кому-то жарко, в каких-то комнатах окна открыли, под одеялом-то оно ничего, не думают, наверно, что и в коридоре люди живут, а, поди, разберись, из-под какой двери сквознячок, разве что дверь распахнется.

Пас курил и окурки тушил о тыльную сторону руки. Мы его не трогали. Нам казалось, что он дурачится. Часть пятен на руке появилось недавно, другие уже исчезли. «Все затянутся», — думали мы. Мы старались не играть с ним, а когда он настаивал, то вели его пить пиво. Когда пили, он не делал глупостей. С ним теперь мы виделись чаще. Пивом он угощал щедрее, чем отдавал долги. Нам не казалось, что мы видим Паса слишком часто. Как только он уходил, мы сразу же забывали, что он был с нами. Притом иногда его очень подолгу не бывало, он появлялся в виде пещерного человека, и мы радовались ему, отправляли в душ, давали мыло, безопасную бритву и новое лезвие:

— Смотри, не порежься.

— Чирк по горлу, — радовался он. Из душевой он выходил почти человеком. А если его еще и накормить, то совсем хорошим становился. Особенно в то время, когда ел.


Вечером нас пригласил Йог Дмитрич. Он был тощий, костюмы все на нем висели, не висели только рубашки. Он был в рубашке и выглядел весьма изящно. Сначала мы и не заметили, что он навеселе. Мы увидели только, что он в рубашке и что ему весело. Мы забыли, что он редко веселится: как раз только в таких случаях. Заметили, что он выпивши, во втором часу ночи, когда разыгрались.

В такое время не всегда легко найти «клиента», потому что те, кто играет, уже сели, а те, кто устал, уже отключились, и будить их грешно. Никто никогда не будил тех, кто спал в такое время. Они были не в состоянии играть. Если б могли играть, то играли б. Сон — это как двухминутный штраф в хоккее. Сон — это как нокаут в боксе. Боксер на время вышел из игры. Сейчас арбитр посчитает до семи, и он поднимется, и еще покажет вам кузькину маму. Случалось, что временно выбывшие из игры включались в нее самым неожиданным образом — вскакивали до первых петухов и говорили:

— Примите.

Доигрывали партию, и в следующую принимали проснувшегося — у него было преимущество, его всегда брали — за преданность столу. Играть каждый должен был — на стол, — чтоб всем выгодно, отсюда и преданность столу. Кто-то должен был уступить место. Кроме проснувшегося, преимущество имел еще и пострадавший — тот, кто проигрался. Чаще находились те, кто добровольно оставлял место, хоть и с жалостью, а если желающих не находилось, то разыгрывали. Но до такого обычно не опускались. Потап не позволял. Он уходил. Поэтому, когда появлялся свежий, каждый оценивал свое самочувствие, и уходил почти всегда тот, кто устал сильнее. Проигравший не мог устать сильнее всех, потому что в любом случае у него еще оставалось желание отыграться.