Алексей кивнул.
— Ну, так вот. Диалоги персонажей как бы перетекают из одного дня в другой. Все эти люди словно не чувствуют времени. На кладбище время остановилось!
— Хорошо.
— Они немного сумасшедшие. Сочиняют покойникам жизнь. Девушка, у которой родители при жизни ругались, ненавидели друг друга, а теперь лежат рядом, придумывает им любовь, романтические приключения. Женщина, потерявшая ребёнка, приносит ему учебники за следующий класс, советует в какой институт поступать. Мужчина, который тяготился женой-инвалидом при жизни, теперь находит ей клинику, придумывает излечение и счастливую жизнь…
Они размышляют вслух, говорят с мертвецами, а потом монологи начинают постепенно перерастать в диалоги. Они замечают друг друга, знакомятся. И вдруг выясняется, что судьбы, как усопших, так и живых крепко переплетены.
Воодушевлённый гений метался по комнате и пересказывал ещё не написанную пьесу. Он строил гримасы, размахивал руками, нагонял жуть и заставлял смеяться. Да, гений умел плести кружева сюжета, а скелеты из шкафов так и валились. И, конечно, любовь. Всё явно шло к финальному поцелую, но…
— И вот! Он и она стоят лицом к лицу. Между их губами не больше дюйма, — гений рубанул рукой. — Занавес!
— Именно дюйма?
— Дюйма, — заверил гений.
— Знаете что? Я бы вырезал в занавесе огромную дыру, чтобы зритель мог увидеть этот вот поцелуй.
— Хм. В этом что-то есть. Капелька постмодернизма не повредит, думаю. Но знаете…
— Да?
— Это всё режиссура, а у меня — занавес!
Зазвонил телефон.
— Не могли бы вы взять трубку, — попросил Алексей.
* * *
Лопарёву он позвонил ночью.
— Что с площадкой Серёга?
— Малый театр тебе подойдёт? — буркнул тот. — Не такой большой, как Большой, но с историей.
— Что там сейчас, какое-нибудь казино?
— Не угадал. Там живёт министр образования.
— Что, прямо так и живёт в театре?
— Жил. Но теперь ему стало тесно. Похоже, ворованные школьные завтраки во все комнаты уже не помещаются.
— Ну да, он же Малый. И сколько просит министр?
— Двенадцать миллионов.
— Покупай.
— На фирму?
— Нет. Это не наш профиль. Зарегистрирую другую. Возьми в уставной капитал из моих личных средств.
— Твоих личных хватит только на вешалку. Вот с неё и начни. По завету Константина Сергеевича, так сказать.
— Можешь продать мои акции? Только так, исподволь.
— Сколько?
— Десять процентов.
— Исподволь? Десять процентов?
— Постарайся.
— Уйдём в красную зону.
— Мне почему-то кажется, что не уйдём.
— Только в том случае, если кто-то будет их активно скупать.
