Непостижимая Шанель | страница 6
С первых дней октября начиналось оживленное передвижение всего, что в Понтее имело колеса, — тележек и двуколок. Они бывали до отказа загружены мешками, помеченными инициалами владельцев, их писали с помощью трафарета. Ф означало Фресс, К — Косс, В — Видаль… Приходилось поторапливаться. Надо было успеть полностью продать урожай, пока торговля шла бойко и цены не упали ниже себестоимости. Поэтому из леса доносился сильный шум — непрерывный гул голосов.
В удачные годы, когда деревья, казалось, грозили рухнуть под тяжестью плодов, фермеры нанимали до тридцати лошадей, чтобы обеспечить быструю доставку товара на рынки долины. Ибо в горах лошадей не было. Только по мулу на каждую ферму, да и то… Но все же это были лучшие времена для Понтея, его золотые деньки.
В ту пору маленькая зала и крохотная беседка, единственное место собраний местных крестьян, не пустовали. Винный погребок с длинными столами и узкими лавками… Вся жизнь деревушки сосредоточивалась здесь, в четырех стенах дома, отличавшегося от прочих построек циклопической мощью фундамента. Над дверью, в каменном полукруге, были выгравированы буквы — А. Б., инициалы первых обитателей дома, Боше, и дата — 1749, время постройки. Тогда же началось и процветание деревушки. Пришлось, однако, дождаться начала XIX века и размаха торговли каштанами, чтобы этот добропорядочный крестьянский дом превратился в кабачок.
За столом собирались страждущие фермеры, сезонники, которых нанимали для помощи в сборе урожая, корзинщики, искавшие заказов, торговцы-разносчики, приходившие из города, чтобы сбыть свой хлам, а кроме того, все те, кого зимой и летом удерживала в Понтее необходимость ухаживать за землей, — многочисленная семейная рабочая сила, юноши, мужчины всех возрастов, лесорубы, пастухи, шелководы. Прижавшись к очагу, подрагивая и слегка раздвинув ноги, сидели вечные старики с узловатыми руками. Кабачок… Он властвовал над бесконечными горизонтами. Пойти туда — значило окунуться в жизнь, услышать шум, отголоски того, что происходило в других местах. Там можно было и свадьбу сговорить. Ибо отцы семейств…
— Вы знаете моего парня?
В самом деле, как же им было не ходить в кабачок? Где бы еще неторопливо крестьяне могли обсудить будущее своих детей? В присутствии кюре Ноя Рура ударяли по рукам, и так был улажен не один брак. Затем за это выпивали. И зачем было искать других свидетелей? Свидетель всегда был один и тот же — владелец кабачка, его приглашали и на крестины, и на свадьбы, и на похороны. И уговаривать не приходилось. Он уже знал по опыту, что, как только церемония заканчивалась… Как было не выпить… Поэтому, позволяя женщинам наполнять кувшинчик, он резвым шагом направлялся в церковь, чтобы неумело начертать внизу документа несколько букв своего имени: Шанель Жозеф, трактирщик, родившийся в Понтее в 1792 году.