Все это вполне соответствовало мечтам настоящего честолюбца.
Кейпел хотел добиться положения, которое помогло бы ему отомстить за несправедливость — за свое незаконное рождение, заставлявшее его так страдать. Ему это удалось. Теперь он мог вернуться в Англию и общаться на равных с молодыми людьми из хороших семей.
Но летом, до отъезда, он получил увольнительную. Всего на несколько дней. Этого как раз было достаточно, чтобы устроить каникулы. Он повез Габриэль в Биарриц.
* * *
Франция переживала новое расслоение населения: на фронте те, кто страдал, в Париже те, кто болтал, в Довиле те, кто ждал, в Биаррице те, кто извлекал выгоду.
«Мирамар» выглядел, как в мирные времена. «Пале» — тоже. Там каждый вечер танцевали. Отпускники, в ушах которых звучала еще совсем другая музыка, вновь почувствовали себя уверенно на блестящем паркете. Танго было противоядием. В какой тональности играется «Под небом Аргентины»? На фронте, где небо было сплошь в разрывах, снаряды свистели на ми-бемоль. От воспоминаний об этой песне надо было защищаться.
С другой стороны границы прибывали верные клиенты — брюнеты с напомаженными волосами и кудахчущие испанки, ведомые сильно развитым чувством элегантности и страстной жаждой удовольствий. Закрытые кондитерские вызывали у них приступы гнева. Что происходит? Биарриц стал «совсем не таким». А русские, куда подевались русские? Полицейский кордон больше не защищал князя Юсупова и великого князя Дмитрия во время их морских шалостей. Ах, эти двое, как же в них влюблялись! Прекрасны, словно ангелы небесные. Женщины сходились толпой, чтобы поглазеть на них. В конце концов ангелам осточертело: оставят ли их когда-нибудь в покое? Муниципалитет был извещен об их недовольстве. Отсюда — полицейский кордон. Но жандармов в Биаррице недоставало. Поэтому адъютанты собственными телами прикрывали купальщиков. Бесполезно. Как можно скрыть величие великого князя?
Но те времена кончились. Исчезли Феликсы, Дмитрии, и если только вы не возили с собой кондитера и запасы муки, с чем многие смирились, несмотря на неудобства, — никаких пирожных. Возмутительно, не так ли? Заметим в скобках, что Габриэль было на это наплевать. Бою тоже. Существовали хапуги, тыловые крысы? Что ж, верно. И было бы глупостью во имя непонятно каких принципов не воспользоваться ситуацией. Нувориши заявляли, что готовы купить все что угодно. В военные времена «что угодно» имело точный смысл — роскошь. Значит, надо было дать им роскошь. И Бою, и Габриэль пришла мысль повторить в Биаррице тот же опыт, который год назад в Довиле дал такие замечательные результаты. Что было у Боя на уме? Хотел ли он воссоздать обстановку прошлого? Или собирался добавить еще одну жемчужину в корону Габриэль? А может, подсознательно, он хотел удалить Габриэль из Парижа, где теперь собирался проводить больше времени?
