Непостижимая Шанель | страница 117
Как всегда, больше всего вопросов задавала себе Габриэль. Она думала, что с Кейпелом жизнь будет другой. Теперь же она замечала, что во многих отношениях Бой оставался узником своей среды. Это было особенно любопытно, ибо в других сферах он отличался редкой свободой взглядов.
Дело в том, что у Боя были свои счеты с обществом. Тайная язва — неизвестный отец — подтачивала его. Во Франции, где с небывалой резкостью проявляли себя растущие антисемитизм и шовинизм, было немало примеров, когда видных деятелей пытались свалить, обнаружив у них среди прочих изъянов сомнительное происхождение. Артур Кейпел был уверен в том, что для того, чтобы избежать ловушек своих заклятых врагов и одолеть их, ему надо прежде всего породниться со знатным семейством.
Это была не единственная перемена в характере Боя. Он проявлял удивительное стремление к власти. Было ли это карьеризмом? Кейпела видели в странных компаниях. Чего искал он в обществе Клемансо? Бывший президент Совета был не из тех людей, кого легко очаровать. В чем же тогда дело? Как объяснить интерес, проявляемый им к любовнику Шанель?
Было во всем этом нечто такое, что в среде клубменов переносили с трудом.
В ту пору в глазах правых Клемансо был всего лишь сомнительной личностью. Разве он не превратил газету, которой руководил, в военную машину, яростно нападавшую на респектабельного господина Пуанкаре? Куда он лез, этот Клемансо? Неужели глава государства нуждался в его разрешении, чтобы отправиться с официальным визитом в Санкт-Петербург? В глазах постаревшего общества, верившего только в приличия, Клемансо был повинен во всех грехах. Хуже всего было то, что он не верил ни в силу царя, ни в верховную власть Папы. Сомневаться в царе, сомневаться в Папе? И с подобным человеком, с безбожником, носившим костюмы свободного покроя и осмелившимся прогнать папского нунция, общался Артур Кейпел?
Шляпа Клемансо, его перчатки, которые носили только принарядившиеся фермеры да прислуга, вызывали иронию. Баррес, который по крайней мере был gentleman, не ошибался, когда писал: «Клемансо — просто кучер, каких слишком много…» Это была характеристика, отмеченная печатью здравого смысла. Красавец Бой помешался на человеке, никогда не снимавшем перчаток, на крестьянине, завтракавшем в ужасных тапках и в клетчатой кепке. В таком чудовищном одеянии он стряпал отвратительную бурду — густой суп, разивший луком. Разве это был подходящий друг для молодого судовладельца, блестящего делового человека? И как можно спускать Клемансо то, что в любом другом случае квалифицировалось бы как развратные действия? Разве можно было забыть, как в ответ одному пастуху из Вара, назвавшему его шпионом, продавшимся Великобритании, Клемансо не нашел ничего лучшего, как расстегнуть штаны? Затем, прибавив к одной хамской выходке другую, воскликнул: «Что вы хотите, мой друг, королева Англии без ума от этой игрушки. Она и слышать не хочет о других». Разве подобная распущенность была допустима? И Артур Кейпел, англичанин, да к тому же католик, находил гениальным этого мужлана? Было что-то неприличное в том, как вел себя Бой, никто этого не ожидал.