- Ясно. Но ведь я же начальник санслужбы в третьем батальоне, - объяснил Павло.
- Теперь будешь на все батальоны. И смотри: если хоть один раненый моряк укроется сосновым бушлатом по твоей вине - шкуру спущу. Так себе и заруби на носу. Это тебе не заплыв через бухту, когда какая-то девчонка обскакала матросов…
- Это не девчонка, смею заметить, - попробовал возразить Павло.
- Знаю уж, знаю, - снисходительно усмехнулся одними глазами полковник. - Ты и комнату по соседству с ней снял. И платочки носишь… «Вышивала я платочек, слеза капнула на грудь»…
- Павел Филиппович, я же серьезно. Оксана в госпиталь перешла.
- Давно пора. Такими, как она, реку не прудят. Я ее отца хорошо знаю, мать. Моряки с деда-прадеда… Молодец… Дай мне какой-нибудь порошок, сердце что-то расшалилось.
Вбежал быстроглазый, подвижный, как ртуть, адъютант Горпищенко Михайло Бойчак:
- Товарищ полковник, разрешите доложить. Полк двинулся. Больных и отставших нет. Ведет начальник штаба. Боекомплект военного времени. Харчей на семь дней. Вам надо переодеться в пехотную форму. Вот я принес. Гимнастерка, брюки, сапоги. На голову пилотку или фуражку? Выбирайте…
- Вот я тебе выберу! - крикнул полковник. - Кругом марш!
Мишко повернулся на одной ноге, лихо пристукнул каблуками и бросил через плечо:
- Приказ командующего. Весь полк уже переоделся в пехотную.
- Знаю я это переодевание. Бескозырки оставили при себе, бушлаты в мешках, а тельняшка на каждом. А ну-ка расстегни ворот!
Бойчак рванул ворот, обернулся. На груди засинела тельняшка.
- Молодец. Так держать!
- Есть, так держать! - молодцевато вытянулся Бойчак, весело поглядывая на врача хитроватыми глазами.
Горпищенко снял со стены карту Крыма, подал адъютанту:
- Повесишь в блиндаже. Пошли. Спасибо этому дому, пойдем к другому, как говорил когда-то покойный дед мой из казачьего рода на Кубани, - сказал полковник Горпищенко и вышел последним из своего обжитого кабинета.
Садясь в «пикап», он еще какое-то мгновение прислушивался, как тихо и в лад рокотали машины, взбираясь на крутую гору, за Малахов курган. Дальше дорога шла вдоль хутора Дергачи в долину, где их ждали новые окопы и блиндажи среди камня и густых зарослей горного дубняка.
Над городом и морем лежала глубокая черная ночь. За холмами гремело и ревело штормовое гневное море.
И вдруг зловещий гул моря, перекатывающийся стократным эхом в горах, разорвал страшный грохот и гром. Сначала над землей что-то вспыхнуло и загорелось высоким пламенем, осветив притихший Севастополь и мертвые горы. А потом земля застонала и задрожала, даже закачались деревья, роняя на землю обожженные листья. Прозвучал один взрыв. За ним второй, третий. А потом уже им, казалось, не будет конца.
