Аркадий Палыч поглядел на меня, как на больного, и сказал:
- Да-а-а, Рыжкин, странный ты мальчик. Даже неясно, как тебя с такими взглядами приняли в спецшколу, с умом твоего склада науку не двинешь. Вот я - старик, вроде бы должен быть консерватором, а ничего подобного: мне все современное больше по душе, чем старомодное, а тебе так просто стыдно. Ты видел в полете ТэЭрЭсЭф - Супер-восьмой? Красавец! Со старта шпарит - глаз радует, как орел…
- Вот именно, - сказал я. - Как орел. Как птица. А птица - явление старомодное. Она еще со времен ихтиозавров существует без изменений.
Веня Плюкат сказал:
- Палыч! А чего это у вас куртка на пуговицах, а не на магнитном захлесте?
- Чего? - спросил Палыч. Венька повторил.
- Отстань, - сказал Палыч.
На сетке экрана телеуловителя Аякс «Ц» был уже виден, и Палыч скинул маленько скорость «Воробья» и внес поправку изменения курса.
- Пуговицы надежнее, - сказал он потом, возясь с ручками горизонтального полета. - А этот захлест то и дело размагничивается, ходишь, как дурак, нараспашку.
- Вот именно, - сказал Венька.
Палыч учуял, куда клонит Венька, разорался для виду и погнал нас из отсека управления в салон, где сидел весь класс и руководитель класса Эльза Николаевна.
Там творилось черт знает что. Все визжали, ползали по полу, а Эльза была мрачная и злая - я сразу заметил.
- Рыжкин, - сказала она. - Все говорят, что мышь - твоя!
- Какая мышь?! Какая мышь?! - заорал я, потому что тотчас все сообразил. - Это хомяк, а не мышь! Еще чего? Неужели вылез из банки?
- Ветер детства в голове! - сказала Эльза. - Давно пора знать инструкцию, запрещающую брать в полет животных без спецразрешения. И Холодкову эта мышь укусила!
- Это хомяк, - сказал я, сбитый с толку. - Он ручной, умный, его зовут Чучундра.
- Как трогательно! - сказала Эльза. - Извинись перед Холодковой.
- Ерунда, ерунда! - заорала Натка. - Он меня не кусал, он меня в нос чмокнул, а я от неожиданности напугалась и завизжала - сама виновата.
Пока шла эта болтовня и все шумели, я ползал под креслами и искал Чучундру - как он умудрился вылезти из банки, я не знал. Я наконец нашел его в левом дальнем углу салона, он, бедняга, долго дрожал у меня в руках с перепугу и все никак не мог успокоиться. И мне было не по себе. Да нет, я не боялся, хотя я и забыл про эту инструкцию (читать-то я ее читал), просто мне было противно. Почему это, собственно, хомяку нельзя побывать в космосе? Он что, заразный что ли? Ну да, инструкция существует, но с какой стати? Смысла в этом я не видел. В старой школе все было по-человечески, иногда мы тоже всем классом летали на своей «Звезде» на воздушной подушке за город, и пожалуйста, бери с собой кого хочешь, хоть хомяка, хоть львенка, а здесь… Да ну, чушь какая-то.
