- Я налила тебе! Выпей шампанского, хотя бы глоток, - зашипела она. - Какая бестактность! Ведь ты на свадьбе, на торжестве, мой дорогой!
Я взял бокал, и сразу же откуда-то справа от меня другой бокал тюкнулся со звоном в мой, и меня поцеловали в щеку. Я ужасно, до полного идиотизма разволновался, растерялся от этой сумасшедшей невестиной выходки и быстро (до сих пор не понимаю причин внезапно наступившей во мне перемены), резко повернулся к ней и сам поцеловал ее куда-то около виска и уха. После хлебнул ноль-ноль-пять бокала этого дурацкого шампанского и снова отключился (Лерин смех, постепенно слабея, долго звучал во мне.)
Непонятным образом из моего поля зрения опять исчезли все гости, все, кроме папы, Зинченко, Рафы и Юры (хотя за столом сидели и другие люди из группы «эль-три»), и тяжелое, угнетающее какое-то состояние навалилось на меня, ворвавшись в меня по узенькому канальчику очень простой, но абсолютно свежей для моей головы мысли. Вот, работали люди, бились над деталью «эль-три», над ее формой и нужным для нее материалом, и ничего у них не получалось. И вдруг - нате вам! - появился на небосклоне химико-космической науки одаренный дурачок, дергающаяся молекула Дэ Вэ Рыжкин, что-то такое учуял, отгадал - всё вздохнули посвободней. Дальше - туда-сюда, время идет, ничего не выходит. После - визит важного лица из Главного управления и - пошла заводка, бодрая, нервная - собственно, особая ситуация: одно дело - самим знать, что это именно мы задерживаем полет века, и совсем другое, когда нам об этом мягко напоминают. Работа, работа, работа - ноль результата. День - ноль, два - ноль, три - ноль, неделя - полный завал, и только тогда все поняли, догадались, кожей почувствовали, вспомнили как бы, что еще три дня назад, целых три дня, а то и четыре вся заводка, какая была, кончилась и ничего, кроме вялости и инерции, давно уже нет. Ходим на работу, горим, несем на плечах особую ответственность, а на самом деле, если повнимательнее прислушаться к себе, ничего такого и не чувствуем, давно скисли - такая вот унизительная тягомотина; безнадежность, и, кажется, так будет и дальше, и чем это кончится - неизвестно.
Больше всех мне было жаль Зинченко.
Удивительно, я ничего не слышал и не видел за столом, непонятно даже, каким образом в полной тишине (аплодисменты были после) я услыхал чужой громкий голос, который возвестил о том, что сейчас тост со стороны близких жениха произнесет Дмитрий Рыжкин, ученый, скромняга шестиклассник. В середине этой фразы Лера мягко положила руку мне на плечо, птица-химик вцепилась в меня секундой позже, но я уже привык, не вздрогнул.
