- По желанию устроителей свадьбы это место слева от невесты предназначается для самого почетного гостя, а в данном случае и непосредственного начальника жениха, то есть для вас, уважаемый Дмитрий Владимирович! Вот ваша карточка, вот ваш прибор, прошу!
Я так и стоял, согнувшись, будто всего меня (кроме сердца и башки) заморозили, сделали укол на всю жизнь, чтобы я все слышал, мучился, но не мог ни пошевельнуться, ни открыть рот - просто скелет, модель молекулы-Рыжкина с сердцем наизнанку.
Было очень тихо.
После папа заговорил, и я никогда, никогда, никогда в жизни не слышал, чтобы он говорил таким голосом:
- Это место предназначается не мне, а моему сыну, вот этому мальчику…
- Но…
- …так как он и является непосредственным начальником жениха и, видимо, самым почетным гостем на свадьбе.
Неожиданно и резко я разогнулся и снова замер, глядя прямо на них и слушая, как в полной тишине негромко и очень вежливо смеется Шея-Пнев.
- Быть этого не может! Право же, это очаровательная шутка…
- И тем не менее, - повторил папа, - это так. Вы верно прочли карточку: «Дмитрий Владимирович Рыжкин», а его и зовут Митя…
- О боже мой! Неужели не шутка?! Впрочем, извините, постойте, о, извините за любопытство! Я же читал в газете, читал! «Сын - главный, отец - под его руководством?» Но это же поразительно! Поразительно!
Я и папа стояли прямо - два железных прута; папино лицо… не знаю, как сказать… было… пустое, да-да, пустое, именно (на Шею я не смотрел).
- Я еще раз… еще раз приношу свои извинения! Поймите меня - эту ошибку было совершить так легко: случай, я бы сказал, сверхособый. Даже мой диплом с отличием спецвуза обслуживающего персонала общественного питания и развлечений не помог. Право же, я виноват, не знаю, как и извиняться… Но гости ждут, займем свои места, прошу вас, Дмитрий Владимирович.
И он поклонился мне.
Я сел на стул; как я дошел до него (быстро, медленно?), не помню.
Я смотрел прямо перед собой и только невольно, боковым зрением, видел, как Шея ведет папу обратно, вдоль левой части «пе»-стола, ведет дальше, дальше, все время вежливо забегая вперед… Наконец он нашел папину карточку, поклонился, указывая папино место, и полетел в зал за другими гостями.
«Чучундра умер, - подумал я. - Чучундра умер.»
Не знаю, как объяснить, но те десять секунд, пока не вернулся Шея-Пнев с очередными гостями, были одними из самых страшных в моей жизни: пустой, огромный, как плавательный бассейн, голубой зал, полная (хотя рядом играл оркестр) тишина, длинный, белый, сверкающий стол, и два человека за столом - я и папа, далеко друг от друга.
