В розарии и правда никого почти не было, старуха какая-то в шортах, темных очках и с книгой и худенький, похожий на муравья мальчик, который сам с собой играл в шахматы. Мы сели в дальнем, совсем пустом конце розария, и Натка спросила:
- Читал воскресный выпуск газеты?
- Нет, - сказал я. - А что?
Только сейчас я заметил газету у нее в руках.
- На, посмотри. - И она раскрыла ее на разделе «Удивительное рядом». Слева, сверху страницы, глядела на меня довольно большая фотография - я и папа на мотороллере, и еще ничего не читая, я заскрипел зубами, потому что сразу все понял. Кто проболтался?! Об этом знали в группе «эль-три», знала мама, люди из «Пластика», может быть, кто-то еще… Но все ведь понимали, я думаю, что счастья в этом для папы нет никакого? Или, может, кто-нибудь из них считал, что это забавно, вкусно, вкуснее не бывает? А? Или газета об этом сама пронюхала? Именно пронюхала. Что гениальный Митя Рыжкин, шестой «б», удостоив чести работать в Высшей Лиге, в группе взрослых - этого им было мало? А? Наверняка написала, что я, малыш Митя - руководитель группы, а в состав группы входит Рыжкин-старший.
Так оно и оказалось, когда я через силу прочел-таки их «Удивительное рядом».
«Вот они, отец и сын Рыжкины, настоящие творцы в науке, настоящие друзья, хотя юный Митя - глава группы, а его папа… Да и может ли быть иначе…» - и так далее, и тому подобное.
Я посмотрел на Натку, у нее было холодное, железное лицо.
- Как тебе это нравится? - спросила она строго, совсем как моя мама, и я понял, что она все понимает.
- Оч-чень! - сказал я.
- Сделали они подарок твоему папе.
- Не знаю, что и делать, - сказал я. - Я все думаю, думаю, думаю и ничего придумать не могу. Ты знаешь, я даже рад, что у нас пока ни черта не выходит с ломкой семнадцатой молекулы. Ведь раз во мне сидит какая-то дрянь-машинка, именно я, может быть, и дойду первым до решения проблемы. Именно я, понимаешь? И тогда ему совсем будет худо, я знаю. Потому что он талантливый, толковый, очень, вкалывает на всю катушку… Я даже поймал себя на том, что во время работы как-то вяло соображаю, будто нарочно тяну резину, торможу дело - а ведь так нельзя, так нечестно, если вдуматься! Нечестно, понимаешь?!
- Да брось ты, - сказала она.
- Нет, нет, ты не спорь, нечестно! Я так, может быть, до того докачусь, что скрою решение, пока он сам к нему не придет. Не знаю, что делать. Заболеть, что ли? Ногу сломать и проваляться месяца три в больнице, пока они там сами с семнадцатой не справятся?
