Чайка | страница 6
А залезая под колпак, Чайка почувствовала, что планер — это не просто фанерная игрушка, эта штука — теперь часть ее самой, и от того, как она примет свои новые члены, крылья, хвост, стабилизаторы, от этого будет зависеть, сколь долго ей лететь. Белокрылая чайка, наматывающая восходящие круги. Скорость потока — минус скорость снижения…
Резинка выстрелила ею мягко, но решительно, бесповоротно отбрасывая не только надежную землю, но и те самые надежные знания, что безнадежно вшептывал ей в ухо молодой чубатый инструктор. Чайка взлетела над горой, с воздуха — настоящая оборонительная насыпь, возведенная поколением гигантов, живших на этих землях задолго до человека, — заложила в сильном токе круг и… стала падать, валясь на левое крыло. Зажмурила глаза. В голове мелькали обрывки никчемных инструкций. Тело, плоть бескрылых существ, налилось предательской тяжестью, обмякло… Послышался свист. Сейчас. Скоро. И вдруг, не открывая глаз, Чайка почувствовала, как руки с непонятной для нее цепкостью, выдающей привычку, взяли штурвал и, повинуясь какому-то органу, зудящему под переносицей, начали выравнивать опасный крен, уводя планер к нагретому каменному плато.
Она поднялась уже метров на четыреста, когда вспомнила, что до сих пор так и не открыла глаз. Не нужно! — было первой мыслью, идущей опять же не от ума. Но сейчас Чайка твердо знала, что ей делать — она уже назвала это «нюхать», и никакие инструкции не могли ей теперь помешать. В приступе необъяснимой радости, какая бывает только после пережитой опасности, она заложила крутой вираж, и перегрузки в крыльях болью отозвались в лопатках. «Осторожней!» — сказала себе Чайка и, нарушая инструкцию, повела планер к древней стоянке гигантов, названной почему-то вулканом.
Ей открылись пленненые берегом каменные монстры, ноги их цепко держала земля, зубчатые хребты жгло немилосердное солнце, а у самого моря, подняв от соленых волн морды, беззвучно лаяли порыжевшие от времени псы. Новым своим зрением Чайка видела, что этот каменный зверинец — не просто торы, похожие на то-то и то-то, они и есть это самое «то-то», заснувшее, притаившееся до времени, чтобы однажды, во время большой воды, когда исполинские тела станут легче, сбросить со своих спин наглых паразитов, питающихся соками их тел, распрямить глубоко ушедшие в землю члены и двинуться дальше, на север, увидеть снег и там, в земле гипербореев, прилечь на отдых до следующей большой воды, и встать, когда придет она, и снова идти, и в конце концов найти то, чего еще никто не видел, но которое есть — то, возле чего можно, наконец, лечь и уж не вставать боле.