- Нет, нет, это любопытно! Кто же мог перерезать провода изнутри… в салоне, то есть!
- Странный вопрос. Разумеется, кто-нибудь из наших предшественников. Дюмон, например.
- А-а-а… - разочарованно протянул я.
Разумеется, кто же еще?.. Нет, так не пойдет, сейчас я приму хорошую дозу снотворного - утро вечера мудренее.
- Хэлло, Свен. Где вы намерены спать?
- Мне все равно. Занимайте каюту Пашича.
Мне оставалось разыскать в аптечке коробку снотворного, взять свежее постельное белье и удалиться. Почему-то хотелось быстрее покинуть салон.
- Один вопрос, Грэг! - останавливает меня Болл. - Вы, случайно, не подскажете, что такое «аттол»?
Это как выстрел в спину. Ну что ж, мистер Болл, хорошее попадание… Наклоняюсь, чтобы собрать рассыпанные таблетки.
- Конечно, знаю. Плоский низменный коралловый остров кольцеобразной формы.
- Я не о том, - раздраженно перебивает Болл. - Меня интересует «аттол», который пишется с двумя «тэ» и одним «эль».
- Та-ак… Вас удивила надпись на понтоне?
- Понтон?.. Какой понтон?! - Болл поднялся, отодвинул кресло в сторону. - Я обнаружил эту надпись на днище четвертого бункера. Вы были слишком возбуждены, чтобы обратить внимание на мои попытки показать вам ее. Но договаривайте. Что вы увидели на каком-то понтоне?
- То же самое… Спокойной ночи, Свен.
- Нет, стойте! В конце концов это нечестно!..
Я вошел в каюту. Щелкнул замок. О том, что это нечестно, я знал и без его напоминаний. А что было бы честным? Рассказ о моей способности читать слова наоборот? Или признание в том, что сделал злополучную надпись сам? Я рассмеялся. Впервые за много дней. Потом упал на диван и вдруг разрыдался.
Взяв себя в руки, я вытряхнул на ладонь из коробки две крошечные пилюли. Положил на язык, огляделся. Над панелью с датчиками температуры, давления, влажности воздуха - картина. «Царевна-Лебедь» Врубеля. Рамка укреплена прямо на жалюзи динамиков переговорного устройства. Рядом торчит микрофон.
Стол, два стула, диван, на котором я сижу, дверцы встроенного в стену шкафа, настольная лампа - вот и вся небогатая обстановка. Чисто, запах хорошего одеколона. Свет от лампы падает на серую обложку толстой книги. Том монографии Геккеля «Радиолярии». Из-под обложки выглядывает ручка перочинного ножа.
Мне известно, что в шкафу нет ничего, кроме добытых Пашичем образцов горных пород и минералов. Я открыл полированные дверцы. Среди образцов я увидел то, что хотел: белый кусок известняка-ракушечника. Известняк мягкий, пачкает руки. Куском такой породы можно писать на чем угодно и все, что угодно.
