Я не поверила своим ушам. Вскоре врач вернулся. Я все поняла по выражению его лица. Только потом мне сообщили, что болезнь Эла называется коагулопатия, или нарушение свёртываемости крови.
Если бы не дети, я бы просто легла и не вставала. Но уже на следующий день после похорон мужа я поехала с Дэвидом в ледовый дворец, где он играл в хоккей. Мне казалось, что внутри меня все умерло, но жизнь продолжалась.
Я решила не строить далекие планы. Дожили до вечера – уже хорошо. Иногда мне было физически и морально тяжело не только дотянуть до вечера, но и просто пережить следующие пять минут, досидеть до конца хоккейного матча или рабочего совещания.
Я знала, что детям нужны материальные, осязаемые вещи, которые напоминали бы им об отце – фотографии, где они сняты вместе, их записки и так далее. Мальчики разрисовывали камни и клали их рядом с могилой отца. На день рождения Эла мы обязательно ели его любимый лимонный торт.
В один прекрасный день я поняла, что могу всю оставшуюся жизнь пребывать в трауре и ощущать боль потери – или быть благодарной за то время, которое мы были с Элом, и жить дальше. Вставая каждое утро, я давала себе слово, что постараюсь прожить новый день как можно лучше.
Я начала вести журнал благодарности. Каждый вечер я записывала в него пять событий уходящего дня, за которые я могу благодарить судьбу. Иногда было довольно сложно их перечислить, но постепенно я вошла в колею, и дело пошло проще.
Мальчики начали посещать группу под названием «Экспрессивное искусство в помощь детям, переживающим травму и горе». С ними работали два терапевта, лечившие душевные раны рисованием и музыкой. Я знала, что для моих сыновей это важно. Но когда социальные службы предложили мне самой записаться в подобную группу, я уклончиво ответила: «Может быть, попробую». Про себя я думала: «Нет, это не для меня. Я схожу, но говорить ничего не буду. Потом я скажу, что попробовала, но мне не подошло, и меня уже никто не заставит туда ходить».
Но оказывается, горе любит, когда о нем говорят и его обсуждают. Я слушала исповеди людей, и мне становилось легче. Я сама удивилась, что на первой же встрече рассказала о себе очень многое. Когда я призналась, что мой сын начал меня ненавидеть и повторять: «лучше бы умерла ты, чем папа», реакция женщины, которая вела занятие, меня поразила.
– Прекрасно! – сказала она.
Если честно, я подумала, что она или не расслышала мои слова, или сошла с ума.
