Мы не можем избавить свою жизнь от опасности, мы лишь способны избавить ее от страха. Мы не должны умалять значение жизни, придавая слишком большое значение смерти.
Дэвид Сарнов, один из основателей радио и телевещания в США
Прошло больше десяти лет с тех пор, как погибла моя младшая дочь. Она была такой умной, красивой и жизнерадостной. Каждый новый день она встречала улыбкой. Мне ни разу не приходилось будить ее в школу.
С Амандой мы не знали, что такое «вытаскивать подростка утром из кровати», как регулярно происходит в других семьях. Она всегда была организованной, энергичной и вкладывала душу в то, что делала. Она представляла свою школу в спортивных соревнованиях, на балу губернатора и в Вашингтоне на разных конференциях. У нее был удивительно мелодичный и красивый голос. Но первое, что отмечали многие, была ее улыбка. Она всегда улыбалась.
Эти улыбки, талант и огромный потенциал пришли к трагическому концу одним летним днем, когда шоссе было мокрым от дождя. Ей было всего девятнадцать лет. Когда я узнала, что дочь погибла, то подумала: «Моя жизнь закончена». Мне очень больно вспоминать часы и дни сразу после ее смерти. Это было самое ужасное время в моей жизни, а также в жизни моего мужа, старшей дочери и тех, кого любила Аманда.
Я чувствовала себя виноватой. Я не справилась, не смогла сберечь свою дочь. Хотя это не я была за рулем автомобиля, в котором ехала Аманда, чувство вины не проходило и со временем становилось все сильнее. Я должна была спасти свою дочь, но этого не сделала.
Большую часть времени, когда девочки были маленькими, я сидела с ними дома. Мой муж зарабатывал на жизнь. Потом, когда дочери подросли, я стала работать в школе, где училась Аманда. Я отвозила дочерей в школу на автомобиле. Я была с ними, когда они возвращались домой. Я следила, чтобы они выполняли домашнее задание, и сопровождала их на внешкольные мероприятия.
Я не разрешала девочкам пересекать четырехполосное шоссе около школы, чтобы подойти к бензозаправке, где продавались хот-доги. Я запрещала им пить алкоголь, потому что они были несовершеннолетними, хотя многие их друзья уже это делали. Я должна была оберегать дочерей, и я очень старалась. И тем не менее мне не удалось уберечь Аманду.
Вместе с чувством вины появился страх, что беда не приходит одна. Что еще странное и непредвиденное могло произойти? Я очень боялась, что у моего мужа случится еще один сердечный приступ. У него уже был один приступ незадолго до смерти Аманды. Через несколько дней после похорон мы с мужем со слезами прощались с нашей старшей дочерью, которая возвращалась к себе домой. Ей надо было ехать несколько часов, и мы очень за нее переживали. Я была так напугана, что вначале даже не разрешала дочери садиться за руль. Но у нее была своя жизнь и свои обязательства. Я все это понимала, но все равно за нее боялась.
