Можно ли меня назвать театралом? Наверное, можно. Хотя наши отношения с театром носили непродолжительный, насильственный характер — мои пьесы во МХАТе ставили. «Максимилиана Столпника» и «Злодейку». При живом Олеге Ефремове. В самом конце того тысячелетия и на столетний юбилей МХАТа.
Первым ставили Антона Павловича Чехова, его «Чайку», последним меня. Согласен — звучит депрессивно, но и булат ржавеет.
Под это мероприятие я и свою свадьбу провернул. Денег тогда у нас с любимой тетеревицей было… а точнее, не было. Постановка помогла получить в ресторане «МХАТ» 30-процентную скидку. На свадьбе владельцы банка «Эскадо» мне подарили картину Сальвадора Дали, которую я тут же продал за 2000 долларов, сговорившись в туалете с одним ныне очень важным чином в кинокультуре, а тогда просто — хорошим, принципиальным парнем.
Чуть позже мы сдали в аренду театру, для спектакля, свадебное платье жены. На это жили полгода. В моем смокинге поженили одного друга и похоронили другого. Вот это я называю — отработал гардероб.
Что сейчас во МХАТе, не знаю, поскольку за свою жизнь я был там только один раз, на премьере одной из собственных пьес. Такие у меня отношения с театром. Яркие, но мимолетные, словно китайский фейерверк.
Не удалось пережить большего — в самый канун Миллениума кум Михаил, обалдев от масштабов коррупции, «засандалил» директору МХАТа ногой в пах. Пришлось и куму, и мне от МХАТа дистанцироваться.
Недавно мог пойти на постановку Игоря Ивановича Сукачева «Анархия», но не пошел, потому что Игорь Иванович сам виноват — прочел Ксюхе на кухне избранные места из пьесы. Через слово мат. Ксюха сказала, что идти на премьеру нельзя, могут увидеть и в Патриархию «стукануть», что я на матерную пьесу ходил. С другой стороны, в этом есть свой плюс — на вопрос «как тебе?» я честно отвечаю: не видел, но уверен, что выше всяких похвал. Игорь Иванович — настоящий художник. Я его четверть века знаю. Для него слава — не главное, он правду ищет, как таможенный пес наркотики.
Пожалуй, это все, что у меня было с театром.
Но некоторые вещи я понять успел.
Перво-наперво я понял, что существуют люди, которые действительно любят и понимают театр. Их единицы, и они чаще проходят по контрамаркам. Остальные театр любить только хотят и честно покупают билеты. Понятное дело, мне — автору — вторые гораздо ближе.
Также я уяснил, что театр самодостаточен, под стать бурбону — ему по большому счету никто не нужен, у него все свое. То, что на спектакль иногда приходят случайные люди, — это нелепое исключение из правила.
