Что у Одина рука тяжёлая, он помнил ещё с тех пор, как случилась беда с Бальдром. После этого он боялся подходить близко к Одину почти двести лет. Впрочем, это было давно; но это был далеко не последний раз, когда ему доставалось.
Ему вспомнился Бальдр, щекастый розовый крепыш, с которого в семье просто пылинки сдували. При рождении ему было предсказано, что он умрёт задолго до Рагнарёка, и, встревоженная необычным пророчеством, Фригг не отпускала сына от себя ни на шаг. Страдания Бальдра ни для кого не были секретом. Какой парень, если он ростом давно обогнал мать, выдержит беспрерывную опеку?
– «Бальдр, не трогай Фреки, он укусит! Бальдр, не ходи без пояса!» – хмуро передразнил Локи. – А в итоге во всём виноват я!
Бальдру страстно хотелось доказать свою доблесть. Масла в огонь подливал Тор, постоянно делившийся впечатлениями, где и как он отличился, и Бальдра слегка подташнивало за обедом от зависти к старшему брату. Чаша его терпения переполнилась, когда Тор долго где-то пропадал, потом явился с кровавой ссадиной через всю правую руку и плечо и принялся взахлёб – и по привычке косноязычно – рассказывать о своих рыбацких подвигах. Как выяснилось, на его удочку клюнул сам Змей Ёрмунганд. Неизвестно, на что рассчитывал Тор, наживляя на крючок телячью голову – змея ему вытянуть, конечно, не удалось, он лишь сумел немного приподнять его из моря, рассадив себе всю руку лесой, но тем не менее он был очень доволен. И всё время показывал руками размер пасти, вынырнувшей перед ним из воды.
Это было выше Бальдровых сил. Как-то, выждав момент, когда надзор за ним ослабнет, он сбежал – ловить змея. Домой его под мышки притащили валькирии – мокрого, в синяках с головы до ног и без золотого ожерелья, подаренного ему не так давно Фрейром. Фригг немедленно залепила ему подзатыльник, отобрала удочки и спрятала от греха подальше.
– Ты меня до безумия доведёшь, – заявила она. – Почём я знаю, может, по пророчеству ты должен утонуть.
Бальдр стоял, смотрел в пол и сопел. Фригг потрепала его по непросохшим светлым кудрям.
– Ожерелье куда девал, горе ты моё? – спросила она, сунув ему в руки полотенце.
– Блесну сделал, – выдавил Бальдр, весь малиновый от позора. Хитрить он не умел. Потом вскинул голову и насупился: – А на что мне было ловить? Если бы я мясо взял у повара, наверняка заметили бы…
После этого случая Фригг решила, что пора переходить к более надёжным мерам. Она применила способ, который, как ей казалось, должен был обезопасить Бальдра раз и навсегда – ей удалось заклясть всё живое и неживое, заключив договор с каждым камнем, деревом, зверем и троллем, чтобы они не причиняли вреда её сыну. Бальдр внезапно обнаружил, что он неуязвим. Вначале его это забавляло; тем более что ему наконец позволили биться на мечах с дружинниками Одина. Но по мере того, как он убеждался, что всякий раз повторяется одно и то же – десятки изрубленных и проколотых воинов в мастерской у Хильды и он сам без единой царапины на юном пухлом теле – он всё больше и больше мрачнел. Для него не имело особого значения то, что воины Дикой Охоты быстро оживали и были охотно готовы продолжать игру. Бальдр смутно чувствовал во всём этом какую-то нечестность. Его обделили; ему было отказано в чём-то таком, на что имел право самый последний хуторянин из Мидгарда, стригущий волосы до середины ушей. Хуже, по его мнению, могло быть только рабу. И то ещё можно было поразмыслить, хуже ли.
