Записки миллионера | страница 70
Я имел корочки забойщика, то есть добытчика угля. И вот мы спускаемся всей бригадой в шахту. Идём по штреку, который залегает на глубине нескольких сот метров и имеет протяжённость полкилометра. Штрек – это пробурённая проходчиками горизонтальная скважина, метра два высотой и столько же шириной. Иногда потолок становится ниже – и тогда твоя каска касается потолка. Ноги в резиновых сапогах хлюпают по воде. Идём гуськом. И вот мы в забое, иногда его называют «лавой». Это такой же штрек, но имеющий разный наклон. Наш штрек уходил вниз под 17 градусов и имел длину метров 300. В этом забое мне и придётся добывать уголь несколько месяцев, пока он не закончится и бригада не перейдёт во вновь подготовленный забой.
Бригадир закрепил меня за пареньком по прозвищу Туня со словами: «Смотри, учись, делай, что он тебе скажет».
Уже через пару часов я успокаивал себя одной мыслью: «Скоро обед, потом ещё поработаем – и конец смены. И никакие силы завтра не заставят меня вновь сюда спуститься. Никакими "Волгами", даже с кисточками на чехлах, и уж тем более жигулями, меня тут не удержать. Это мой первый и последний день в шахте».
Огромный комбайн, словно чудовище, вгрызался в стену из угля. Его зубцы крошили и отваливали от стены на бегущую ленту уголь, а сам он сползал по цепи вниз и тут же поднимался обратно вверх. Грохот стоял неимоверный, угольная пыль плотной стеной висела в воздухе, залезала в нос, глаза, не давая возможности дышать. Сверху сыпались мелкие камни, угольная крошка. Стуча по каске, проникая за шиворот брезентовой куртки, вся эта колющая, режущая шелуха ссыпалась в сапоги, мешая ходить. Каждые двадцать минут я садился, снимал по очереди сапоги, вытряхивал и надевал снова. Туня, скинув куртку, работал в одной рубахе.
– Чего ты постоянно садишься, трясёшь чего-то из сапог? – с недоумением спросил Туня.
– Так это, Туня, ходить же невозможно, что делать-то? – с надеждой обратился я к опытному наставнику.
– А ты не обращай внимания, чем быстрее привыкнешь – тем лучше для тебя, – ответил он, и в это время прозвучала серена.
– Поберегись, – крикнул Туня, прячась за металлическую стойку. – Сейчас палить будут.
Я хорошо уяснил на курсах, что такое «палить». Взрывники бурили в пласту угля отверстия, загоняли туда несколько шашек тротила – и взрывали. В это время все находящиеся на данном участке люди обязаны спуститься вниз и укрыться в вентиляционном штреке. Но до него нужно было ещё дойти. А это несколько сот метров под углом 17 градусов. А потом снова подняться. И так несколько раз за смену. Что делала бригада? Правильно. Нарушая технику безопасности, пряталась за металлические стойки. Спрятались. Бабахнуло – вышли, снова работают. И только я нёсся вниз, иногда на пятой точке, чтобы укрыться, как учили на курсах. Громыхало, угольная пыль оседала, я выскакивал из-за угла и карабкался вверх. Скакать вниз под уклон было намного легче и даже интереснее, чем идти вверх. Я поднимался к отметке, где работал мой наставник, дыша как загнанная лошадь, садился, вытряхивал уголь из сапог, а через полчаса всё повторялось. Сбегав туда-сюда три раза, я понял: не то что «Волгой» – но даже «Волгой с холодильником "Бирюса" и румынской стенкой впридачу» меня не заманишь спуститься сюда ещё раз. Перед глазами плыли радужные круги, хотелось пить.