– Пошли, – буркнул тот и направился во двор.
Из кладовки мы взяли свежие факелы, запалили их и разбрелись по территории. Стали обходить двор и помещения, пытаясь разобраться, что же здесь произошло. И кое-что смогли понять.
Воспитатели действительно дрались, мы насчитали двенадцать мёртвых наёмников. Причём трое были добиты своими подельниками, следы от мечей точно такие же, как и на телах сирот.
Сплошные вопросы и ни одного ответа. Кто эти наёмники? Почему приют? Кем на самом деле были наши воспитатели? Почему тела убитых сброшены в кучу, будто их пересчитывали? Что происходит в Штангорде? Где городская стража?
– Идите сюда! – раздался крик Звенислава.
Подбежали к нему, но ничего не увидели.
– Что? – спросил его Курбат.
– Смотрите, свежий след в грязи видите? – Звенислав указал на застывший комок земли под ногами.
Присмотревшись, я заметил чёткий отпечаток изящного каблучка. Что-то знакомое, но вспомнить сразу не смог.
– Сапожок мадам Эры, – заявил Звенислав. – Точно говорю. У меня такой же отпечаток пониже поясницы полгода висел, никак не заживал. Сапожки из Норгенгорда, по заказу. Во всём Штангорде таких три пары, мадам Эра сама говорила.
– Убью, тварь! – выдохнул Курбат.
– Не сразу, – одёрнул я горбуна. – Сначала всё узнаем, а потом расправу учиним.
Мы покинули приют. На прощание остановились в разбитых воротах и оглянулись, а затем, повинуясь какому-то общему неосознанному порыву, поклонились в пояс. Что это такое с нами было, разбираться недосуг. Наверное, таким образом мы простились с нашим прошлым, с нашими мальчишками и девчонками, с нашей семьёй и с детством. Да и с воспитателями, которые до последнего боролись не только за свою жизнь, но и за чужих детей. Они погибли, не устояли, но умерли, как подобает настоящим людям.
По пути к дому мадам Эры никто не проронил ни слова. И только раз, оглянувшись в сторону Белого города, Звенислав заметил:
– Пожаров больше стало.
Мы с Курбатом промолчали, ибо в этот момент все слова казались лишними. Всё пустое и меркнет рядом со смертью. Есть порядок вещей, при котором люди рождаются и, прожив жизнь, умирают в свой черёд – все смертны. Но когда смерть приходит неожиданно, по чьей-то злой воле, в ответ она порождает в душе бурю, перед которой всё остальное малозаметно и незначительно.
Когда мы подошли к дому мадам Эры, то поняли, что снова опоздали. Собаки, злые волкодавы, молчали, а фонарь над домом не горел. И только холодный сырой ветер от моря шатал распахнутую настежь широкую калитку. Однако расслабляться нельзя, и, выставив перед собой арбалеты, мы вошли внутрь. А потом где-то в глубине немаленького дома мадам что-то грохнуло, упав на пол. И несколько грубых мужских голосов на каком-то странном, но очень знакомом наречении о чём-то заспорили. Потом разберёмся, кто это такие. Нужно действовать, и я шепнул друзьям:
