Пепел Клааса | страница 4



- Выходит, они-то его не предают?!

- Зато предают нас, не говоря уже о миллионах погубленных Сталиным, их памяти. Но сталинистов я тоже не обвиняю. Каждый из людей родился потенциальным предателем.

- Какая жуткая философия, - содрогнулся Вадим.

- Не философия, а печальная действительность, - убежденно проговорил Воронин. - Напрасно мы коснулись этой темы, не стоило бередить вам душу. Но вы сами вынудили меня. Как видите, я не смог устоять.

- Неужели вы способны на предательство? - в голосе Вадима возмущение боролось с недоверием.

- К сожалению, - склонил серебряную голову Воронин. - Я могу привести десятки... нет, тысячи примеров, когда люди, перед тем славившиеся мужеством, превращались в...

- Вы... предавали...

- Я - нет, - с достоинством сказал Воронин. - Но не обольщаюсь этим. Я тоже человек. Мне посчастливилось избежать предательства. Милость судьбы! Ведь столько раз мог оказаться за решеткой, и в чем бы только ни признался! Пронесло. Сам удивляюсь, почему. Иногда становится даже обидно: неужели я был настолько ординарен, что не привлек внимания палачей?

- Остались чистеньким, а сейчас кокетничаете? - выдохнул Вадим. Вероятно, я не должен так разговаривать с вами. Вы академик, звездная величина. Однако у меня нет желания поддакивать вам. И промолчать не могу. То, что вы сказали, отвратительно. А теперь можете указать мне на дверь.

- Молодой человек, - устало произнес Воронин, - ваша горячность делает вам честь. Я не в обиде на вас. Но слова, при всей их эмоциональности, остаются словами.

- Вы сослались на тысячи примеров. Я тоже могу привести исторические примеры...

- Почему я должен верить историкам, мало они меня обманывали?

- Но существуют же свидетельства очевидцев!

- Они субъективны. А я признаю лишь научно подтвержденные факты. Только с их помощью вы сумеете меня переубедить. Сделайте это, и я умру счастливым человеком. Поторопитесь, мне жить недолго, - добавил Воронин, и Вадим впервые осознал, насколько он стар.

"Судья обратился к палачу:

- Посади женщину на стул и зажми ей руки и ноги в тиски.

Палач исполнил приказ.

- Не надо, не надо, господа судьи! - вскричал Уленшпигель. - Посадите меня вместо нее, сломайте мне пальцы на руках и ногах, а вдову пощадите!

- Рыбник! - напомнила ему Сооткин. - У меня есть ненависть и стойкость...

- Зажми! - приказал судья.

Палач стиснул изо всех сил... А кости ее трещали, а кровь капала с ног на землю...

- Признайся за нее, - сказал судья Уленшпигелю.