– Кто это? – спросил он.
– Кто?
Она смотрела на него своими темными, черными глазами, омраченными чем-то знакомым ему и что было похоже на страх.
– Тот, с кем ты три раза встречалась, помнишь?
– А, – сказала она и тихо засмеялась, с какой-то нежностью.
Дирижер подал ей легкий знак веками. Зал напрягся, он и сам почувствовал, что его собственные нервы натянуты как струны. Она перестала смеяться, повернулась к нему, прикоснулась рукой к его щеке, и на мгновение ему показалось, что вместо этой требовательной, рассеянной и незнакомой ему любовницы он вновь обрел свою мать. Причем мать, которая ему понравилась бы.
– Он, – ответила она, – это «контр-ут», «до» верхней октавы, самая высокая нота у Верди, понимаешь?
Она пристально смотрела на него, а он стоял как истукан. Ему казалось, что запонки, новый смокинг, жемчужины на пластроне, все, что она ему подарила, жгут ему кожу.
– «Ут», – продолжила она тихо, – это вот так.
И она издала, проговорила, пропела этот «ут», очень тихо, нежно, с закрытыми глазами, словно объясняла ему какое-то экзотичное слово.
– Только, – сказала она, – надо держать его тридцать секунд.
Она поправила прическу и подобрала шлейф, потому что ее уже звал дирижер. Вдохнула, беря своего рода разбег, и повернулась к нему.
– И к тому же, – добавила, – его-то уж точно не купишь.
Все это начало ей надоедать: и место, и любовник. Однако и место, и любовник были модными. Клуб «Снифф» и Курт, красавец Курт. Но хоть ей и нравились красивые мужчины и ночные заведения, сегодня вечером с нее, пожалуй, хватит. После тридцати лет некоторые штампы уже не обязательно удовлетворяют, особенно если они чуточку слишком шумные, как «Снифф», или чуточку слишком сварливые, как Курт. Так что она зевала, а он смотрел на нее в упор.
– Думаешь о Бруно?
Не стоило ей говорить ему о Бруно. Бруно был ее первым мужем, единственным. Ее разрывом. Тем, кого она потеряла почти сознательно, и ей была нестерпима даже сама мысль об этом. Он теперь был далеко. Однако это имя оставалось для нее невыносимым – для нее, про кого думали, что у нее есть все. Огромное состояние, два великолепных дома, обаяние, десять любовников и странный вкус к жизни.
– Оставь Бруно в покое, пожалуйста…
– О, прости! Эти табу!.. Я тебя раздражаю?
Она повернулась к нему. Ее лицо было таким кротким, таким беззащитным, что он испугался. Но слишком поздно.
– Раздражаешь ли ты меня? Да. Я «раздражена». Я больше не хочу тебя видеть, Курт.
